Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи
Шрифт:
Полковник Стрельбицкий сделал предположение, которое нашими исследованиями и подтвердилось, что река Туманган берет начало не на Пектусане, а южнее, в лесах и болотах, окружающих его. А именно верстах в двадцати от Пектусана, близ озера Понга, диаметром около ста саженей.
Относительно двух других рек скоро узнаем, в чем дело.
Сегодня наша ночевка будет уже у подножья Пектусана…
Дорога все та же, среди оврагов и леса, едва заметная тропка.
Нередко мы теряем, обходя буреломы,
Это все еще первый след первого человека.
Странное ощущение мое, человека нашего столетия: с одной стороны, невероятный прогресс, с другой — все то же первобытное состояние только что изгнанных из рая голых людей.
Дорога расходится, и проводник просит подождать отставший обоз.
Мы стоим у какого-то шалаша из ветвей.
Это жилище хунхузов.
Хунхузы, хунхузы — но где же наконец эти хунхузы?!
И вдруг из глубокого оврага выходят… два оборванных китайца…
— Хунхузы… — испуганно шепчут мне.
Но я рад: я наконец-то вижу их, а то ведь приеду — спросят: «Хунхузов видели?» — нет.
Теперь они передо мной. Ничего, что они оборванные, с желтыми лицами, жалкие. У старика испитое, бледное от опиума лицо…
У них китайские широкие штаны; китайские короткие кофты; косы, за плечами котомки, как и у наших сибирских бродяг.
— Давайте скорей фотографический аппарат: вот здесь, здесь, около этого балагана ставьте их… вот вам печенья, папиросы, только стойте ради бога, и не шевелитесь. Нож торчит из сумки? Нож, нож ради всего святого, так, чтоб он был виден.
— Вас. Вас! Да где же он отстал? Наконец! Спросите их — куда они идут?
— Домой, — отвечает переводчик.
— Как домой? Какой же дом у хунхузов?
— Они охотники, и их фанза здесь, в лесу, в нескольких ли.
— На кого они охотятся и чем?
— Они охотятся на всех зверей западнями и ловушками.
— Есть у них ружья?
— У них ружей нет, но есть стрелы, — стрелами они бьют пантов (изюбры).
— Но ножом, ножом этим что делают они?
— Этим ножом они роют корни.
— Откуда они идут?
— Они идут с Амнокагана, где были у родных.
— Как? значит есть дорога на Амнокаган? В. В. спрашивает и переводит мне:
— Вот эта самая, вот поворот.
— Кто же ходит по этой дороге?
— Они говорят, что ходят китайцы, корейцы. Корейцы к своим родственникам в Тяпнэ, китайцы, занимаясь торговлей, ходят на Амнокаган, ходят в Гирин через Пектусан.
— Что же это? мы, значит, идем чуть не по большой дороге?
А люди, бывавшие здесь, вот что пишут: «Итак, мы забрались в такие места (Тяпнэ), откуда, казалось, не было другого выхода, как назад».
Казалось?
— Почему же вы не показали этой дороги на
Ялу? — спрашиваю я у проводника.
Молчит. А где хунхузы? Отвечают: хунхузов нет. Решено: с Пектусана весь излишний груз я отправляю обратно, назад и на Амнокаган иду налегке. А с Амнокагана отпускаю всю свою свиту. Корейцы опять затягивают свою песню:
— Но Амнокаган опаснее всего — там прямо стреляют с китайского берега… А в Маньчжурии столько хунхузов…
— Ну, довольно — сказки меня интересуют, но не такие.
С двумя «хунхузами» я распростился очень дружелюбно и на вопрос их: куда мы дальше пойдем после Пектусана? — ответил:
— Возвратимся к этому балагану и пойдем по этой указанной вами дорожке на Амноку.
— Когда?
— Через два, три или четыре дня.
Еще было светло, когда, мы подошли к привалу. Местность, где мы остановились на ночлег, называется Буртопой, что значит «тупой конец».
Большой охотничий балаган, совершенно такой же, каких много в Уфимской губернии на отдаленных сенокосах или в лесах, в котором все мы и поместились.
Вокруг меня спят корейцы, наши три солдата, Н. Е., П. Н., И. А.
Корейцы сморились за прошлую ночь, и сегодня мы сменили их.
Моя очередь, и я то выхожу, то сижу и пишу дневник.
Посреди балагана маленький костер, и острый дым, прежде чем уйти в верхнее отверстие, стелется синим облаком по балагану и ест глаза.
Не спит только Беседин и рассказывает мне странную историю из своей жизни. На него, что называется, нашла линия, и он хочет выложить душу.
— Места вот какие, — как бы без покаяния не остаться…
В одиннадцать часов я разбудил И. А. и лег спать.
В половине третьего проснулся, окликнул И. А. и распорядился будить народ.
Развели костер побольше, поставили чайник и сидят все вокруг костра, пожимаясь от свежих струек проникающего наружного воздуха.
Корейцы привыкли к нам и говорят, не стесняясь, обо всем.
Говорят о прежних экспедициях, немного жалуются на бесцеремонные действия экспедиционных команд.
30 сентября
На Пектусан!
Выступили в шесть часов, как раз в тот момент, когда солнце собиралось всходить. Мы остановили лошадей на пригорке и видели всю волшебную панораму этого восхода.
К востоку, на необъятном пространстве, громоздятся горы. Все эти горы подернуты синей прозрачной занавеской. Сквозь нее уже виден розовый отблеск поднимающегося солнца.
Все еще в полусвете, но Пектусан уже в лучах и, весь прозрачный, горит пурпуром. Здесь можно определить относительную высоту каждой горы по очереди их освещения восходящим солнцем.