Том 6. Дураки на периферии
Шрифт:
Аплодисменты всех. Общее «ура». Люди прекращают аплодисменты, опускают руки, но аплодисменты не прекращаются, а усиливаются, превращаются в овацию. Повторяется, еще более громогласно, крик «ура!» металлического тона. Все гости испуганы. Алеша жмет рукой рукоятку одного деревянного грубого механизма (он виден отчасти зрителю), приводной ремень сверху вращает механизм — он аплодирует и кричит «ура».
Алеша отжимает рукоятку — ремень останавливается,
Щоев. Евсей!
Евсей. Алексей!
Алеша. Даю питание. (Переводит рычаг).
Грохот неведомого механизма. Затем — тихо. По столу на конвейере — медленно выплывает громадная деревянная чашка, над нею пар, вокруг чашки стоят прислоненные солидные деревянные ложки. Гости берут ложки.
Щоев. Музыку бодрящую, Алеша!
Алеша. Даю ее. Чего играть?
Щоев. Уважь, пожалуйста, заведи что-нибудь задушевное.
Гости едят. Щоев и Евсей сидят на трибуне. Евсей вынимает из ящика, доставленного Стерветсеном, отдельную пищу — колбасу, сыр и пр., — и ест ее со Щоевым на трибуне.
Опорных. Этта… Игнат Никанорович! Это что же, такие щи ты навеки учредил? Иль просто это одна кампания?
Щоев. Ешь, Петя, не будь оппортунистом.
Опорных. Мне что! Я только говорю… как то ее… у нас говядина и капуста есть в республике. Может, лучше б кушать нормальные щи! А то желудок разбушуется!
Евсей. Петя! Кушай молча, испытывайся.
Опорных. Да я молчу. Я сейчас думать буду для пробы…
Шарманка замолкает.
Щоев. Алеша! Угоди-ка нам вторичным блюдом. Дай для опыта кашку!
Алеша переводит рычаг. Грохот. Чашка со щами уползает. Грохот прекращается. Выплывает миска с кашей.
Годовалов (встает). Ото всех потребляющих членов, которые уполномочили меня думать за них, и еще…
Евсей. Мучиться за них душой, товарищ Годовалов…
Годовалов. И еще мучиться душой, я выражаю всеобщее гигантское чувство радости, а также энтузиазм…
Алеша включает автомат. Раздается гром аплодисментов. Годовалов садится. Все едят кашу.
Щоев. Ну как она, товарищи?
Серена. Папа! Это — саранча! Они едят вредителей.
Евсей. Верно, барышня. Мы вредителей прячем в себя.
Серена. Тогда вы будете вредным…
Годовалов.
Первый служащий. Эти опыты имеют громадное воспитательное значение, товарищ
Щоев. Их надо устраивать каждую декаду.
Первая служащая. Ах, мне ужасно мило здесь. Я в первый раз вижу интервенцию.
Щоев. Эй, дура… Молчи, когда слов не знаешь. Сиди и чувствуй что-нибудь бесславно.
Первая служащая. Но мне чего-то хочется, Игнат Никанорович. Я вся полностью волнуюсь!..
Евсей. Поля!! Ты мамаше шепотом потом все расскажешь, а здесь ты для опыта…
Первая служащая. Ах, Евсей Иванович, мне так нравится наше учреждение… Я так что-то чувствую…
Стерветсен. Ничто не следует оставлять без испытания. Весь мир лишь эксперимент…
Щоев. Тише там глотайте! Дайте нам слушать научное!
Стерветсен. Я говорю: весь мир есть эксперимент божьих сил. Ты согласна, Серен?
Серена. Папа, разве бог тоже профессор? А зачем тогда ты?
Евсей (тихо Щоеву). Игнат Никанорович, это религиозная пропаганда!
Щоев. Пускай, Евсей. Им можно: они ненормальные… Алеша! Давай всю пищу на выбор!
Алеша переводит рычаг. Грохот. По конвейеру уплывает каша. Грохот утихает. Конвейер подает постепенно серию различных кушаний.
Вкушайте, товарищи, эти яства без остатка. У нас всего много — у нас одна шестая всего земного глобуса… Алеша! Организуй бутерброды!..
Алеша включает некий деревянный аппарат; в аппарате заранее заложена коврига хлеба. Аппарат режет хлеб на ломтики и эти ломтики автоматически мажутся каким-то белым веществом; затем готовые бутерброды сошвыриваются лапой аппарата на деревянное блюдо. Блюдо поступает на конвейер.
Стерветсен (разглядывает действие аппарата). Это изумительно, Серен. Это гигиена!
Серена. Папа мне нравится Алеша.
Щоев. Алексей! Сделай заграничной барышне что-нибудь любезное — ты ей нравишься!
Алеша подходит к Серене и целует ее, приподымая все ее тело с места.
Стерветсен. Это дико, Серен!
Серена (оправляясь). Ничего, папа, мне же не больно. Я должна ведь почувствовать Юнион Рашион Совьет.
Щоев (Алеше, сурово). Не будь беспринципщиком, Алексей…