Том 6. Кабала святош
Шрифт:
Римский сидел за письменным столом и подписывал какие-то бумаги. В дверь часто входили: побывал бухгалтер с ведомостью, как всякий бухгалтер, старый, больной, подозрительный, хмурый, в очках. Приходил дирижер в грязном воротничке, и с дирижером Римский поругался из-за какой-то новой кожи на барабане. Какой-то лысый и бедный человек принес скетч. Автор скетча держал себя униженно, а Римский обошелся с ним грубо, но скетч оставил, сказав, что покажет его Степану Богдановичу Лиходееву. И автор ушел, кланяясь и говоря: «Очень хорошо… мерси…» — глядя слезящимися глазами на директора.
Словом, все было, как обычно, кроме одного: час
Приезжали из РКИ, звонили из Наркомпроса, звали на заседание директоров, на столе накопилась громаднейшая пачка бумаг. Римский стал нервничать, и Варенуха стал звонить по телефону на Садовую, в квартиру Степы.
— Ну, это уж безобразие, — стал ворчать Римский, каждый раз, как Варенуха говорил: «Не отвечают».
В три часа дня в кабинет вошла женщина в форменной куртке, в тапочках и в мужской фуражке, вынула из маленькой сумки на поясе конвертик и сказала:
— Где тут «Кабаре»? Распишитесь, «молния».
Варенуха черкнул какую-то закорючку в тетради у женщины и, когда та ушла, вскрыл пакетик.
Вскрыв и прочитав, он перекосил лицо, пожал плечами и подал телеграмму Римскому.
В телеграмме было напечатано следующее:
«Владикавказа Москву Кабаре Молнируйте Владикавказ помощнику начальника Масловскому точно ли субъект ночной сорочке брюках блондин без сапог документами директора Кабаре Лиходеева явившийся сегодня отделение Владикавказе признаками психоза есть директор Лиходеев Масловский».
— Это здорово! — сказал Римский, прочитав телеграмму. Варенуха, моргая, долго изучал листок.
— Самозванец, — решил Римский. И тут же взяв телефонную трубку, позвонил и продиктовал по телефону «молнию»: «Владикавказ Помощнику Начальника Масловскому Лиходеев Москве Римский».
Независимо от странной «молнии» принялись разыскивать Лиходеева. Квартира упорно не отвечала. Мучились очень долго, звоня в служебное время решительно во все места, где могла разыскаться хотя бы тень Степы. Успели проверить сбор и убедились, что выпущенная афиша с именем иностранца резко повысила сегодняшний кассовый приток.
Минут через тридцать после первой «молнии» пришла вторая. Содержание ее было еще страннее:
«Молнируйте Масловскому что я действительно Лиходеев брошенный Воландом Владикавказ Задержите Воланда Лиходеев».
В течение минуты и Римский, и Варенуха, касаясь друг друга лбами, перечитывали телеграмму.
— Ты же с ним утром разговаривал по телефону, — недоуменно сказал лысый Варенуха.
— Какие глупости — разговаривал, не разговаривал! — рассердился нервный Римский, — не может он быть во Владикавказе! Это смешно!
— Он пьян! — сообразил Варенуха, а может, это трактир «Владикавказ»? Он из Москвы…
— Граждане! — вскричала раздраженно телеграмщица, — расписывайтесь, а потом уж митинг устраивайте!
— Телеграмма-то из Владикавказа? — спросил Римский.
— Ничего я не знаю. Не мое дело, — ответила женщина и удалилась ворча. Римский уставился сквозь очки в «молнию». Как ни прерывал его каждую минуту Варенуха восклицаниями, что все это глупо, отмахнуться от телеграммы никак нельзя было, и именно благодаря слову «Воланд». Откуда же, спрашивается, владикавказскому самозванцу известно имя иностранца? Но с другой стороны, человек, который в час дня был в Москве, ни в каком аэроплане, ни при каких условиях к трем дня во Владикавказе быть не может. С третьей стороны, зачем же, хотя бы и такой неожиданный человек, как Степа, которого не раз Римский мысленно ругал «балбесом», сорвется в служебный день с места и ринется из Москвы вон? С ума можно сойти!
«За-дер-жи-те Воланда, — бормотал, мычал Варенуха. — Зачем? Мистификация». Решили ничего не молнировать в ответ.
Через тридцать минут появилась та же самая женщина, и Римский, и Варенуха даже с мест не поднялись. Она вынула темный листок.
— Интересненько… — шепнул Варенуха. На фотографической бумаге отчетливо чернели писаные строчки. Тут Варенуха без чинов навалился на плечо Римскому. Оба жадно бегали глазами по строчкам.
«Вот доказательство мой почерк Немедленно молнируйте подтверждение моей личности Немедленно обследуйте мою квартиру Примите все меры наблюдения за Воландом и задержания в случае попытки выехать из Москвы Лиходеев».
Варенуха был известен в Москве как опытнейший театральный администратор, видавший всякие виды, и кроме того, смышленый человек. Но тут Варенуха почувствовал, что ум его застилается пеленою, и он ничего не придумал, кроме житейской нелепой фразы:
— Этого не может быть…
Римский поступил не так. Он поднялся с места, резко крикнул в дверь: «Никого!» — и тотчас запер дверь кабинета на ключ. Затем, сразу постарев лет на пять и нахмурившись, достал из письменного стола пачку документов и извлек из них все те, на которых были резолюции и подписи Лиходеева. Он тщательно сличал букву за буквой. Извлек три залихватских подписи на ведомостях и одну на чеке. Варенуха, навалившись, жарко дышал в щеку Римскому.
— Без сомнения, почерк Лиходеева, — наконец выговорил Римский очень хмуро. Варенуха проделал все знаки изумления, которые свойственны людям. То есть по кабинету прошелся, руки вздымал, как распятый, плечи вздергивал, восклицал: «Не понимаю!»
Задача Римского была трудна. Нужно было тут же, сейчас же обыкновенные объяснения представить для совершенно необыкновенного события. И Римский сделал все, что в силах человеческих. Он сверился по справочнику и узнал, что от Москвы до Владикавказа… километров. Злобно от напряжения усмехнувшись, Римский представил себе Степу в ночной сорочке, торопливо влезающего в самый-самый, делающий, скажем, триста километров в час аэроплан, и тут же сокрушил эту мысль, как явно гнилую. На таком далеко не улетишь. Он представил другой самолет, военный, сверхбоевой, шестьсот километров в час, и тут же сосчитал, что, ввалившись в него непосредственно тотчас же после телефонного разговора в час дня, Степа за два часа не дотянул до Владикавказа восемьсот километров. Аэропланы разлетелись как дым. В висках Римского закололо. Варенуха же, выпив целый стакан желтой воды из графина, весь в испарине, рылся в справочнике «Вся Москва». Он искал трактир «Владикавказ».
Мелькнула дикая мысль, что, может, не Степа говорил в час дня по телефону с Садовой. Отпала. Степин голос был слишком хорошо известен Римскому. Затем всякая надежда построить логическое здание рухнула. В голове у финансового директора остались только черепки. Штампы на телеграммах фальшивые? Нет, подлинные. В носках, среди бела дня, во Владикавказе? Смешно. Трактир. Пьяные шутки?
В дверь снаружи стучали, ручку дергали. Слышно было, как курьерша кричала: «Нельзя!» Варенуха, воспаленными глазами глядя в справочник, тоже рявкнул: «Нельзя! Заседание!»