Том 6. Письма
Шрифт:
Печатается по автографу (частное собрание, г. Москва).
Датируется с учетом почтового штемпеля получения («Москва. 4.VII.1916-04. 5 эксп.») на конверте; штемпель отправления не сохранился.
Доехал, слава Богу, как и прежде…— Письмо написано сразу (или почти сразу) по возвращении в Царское Село к месту службы.
Слоняюсь, как отравленный ~ положение средне. — О причинах, по которым в то время Есенин не имел прямых обязанностей, связанных с непосредственным несением военной службы, писал часто встречавшийся с поэтом в июле 1916 г. М. Мурашев:
«Есенин <…> в лазарете бывал редко. Помогал в канцелярии фельдшерам и сестрам писать списки больных, то заполнять продовольственные карточки, то несколько дней его не вызывали, тогда он лежал целые дни у себя в полутюремной комнате. Полковник Ломан его часто вызывал к себе и учил, как надо держаться с императрицей
Потом, как после выяснилось, полковник Ломан готовил встречу царицы с поэтом Есениным. Она скоро состоялась. Когда я приехал второй раз к Есенину, то он мне рассказал, как полковник Ломан представил его царице, а потом княжнам Марии и Анастасии. А через два дня его повели читать стихи» (в кн.: САЕ, с. 59–60).
Это чтение состоялось 22 июля 1916 г. на концерте, устроенном для раненых, находящихся на лечении в царскосельском лазарете № 17, в присутствии императрицы Александры Феодоровны и великих княжен, в честь тезоименитства вдовствующей императрицы Марии Феодоровны и великой княжны Марии Николаевны (впервые об этом — в статье В. А. Вдовина «Сергей Есенин на военной службе»: журн. «Научн. докл. высш. школы: Филологич. науки», М., 1964, № 1, с. 141–142; см. также наст. изд., т. 4, с. 392–393).
61. А. А. Сардановской. Первая декада июля 1916 г. (с. 80). — Журн. «Слово», М., 1998, № 6, нояб. — дек., с. 52 (текст), с. 53 (факсимиле), в статье Ю. Прокушева «Первая любовь Сергея Есенина».
Печатается по автографу (частное собрание, г. Москва).
Датируется по единственному сохранившемуся почтовому штемпелю на конверте: «Кузьминское. Ряз. 14.7.16» и содержанию ответного письма А. А. Сардановской.
Известен (в копии) текст последнего с описанием его конверта. Эта копия, снятая с оригинала в 1930 г. Л. Р. Коганом, приводится здесь полностью:
«Совсем не ожидала от себя такой прыти — писать тебе, Сергей, да еще так рано, ведь и писать-то нечего, явилось большое желание. Спасибо тебе, пока еще не забыл Анны, она тебя тоже не забывает. Мне несколько непонятно, почему ты вспоминаешь меня за пивом, не знаю, какая связь. Может быть, без пива ты и не вспомнил бы? Какая восхитительная установилась после тебя погода, а ночи — волшебство! Очень многое хочется сказать о чувстве, настроении, смотря на чудесную природу, но, к сожалению, не имею хотя бы немного слов, чтобы высказаться. Ты пишешь, что бездельничаешь. Зачем же так мало побыл в Кон<стантинове> [4] . На празднике 8-го было [5] здесь много народа, я и вообще все достаточно напрыгались, но все-таки —
4
12 июня 1916 г. солдат-санитар Есенин вернулся из поездки к линии фронта в Царское Село. Получив «Увольнительный билет» для поездки на родину в Рязань на пятнадцать дней, по 30 июня включительно, выехал из Петрограда 16 июня. После кратковременного пребывания в родной семье выехал 27 июня в Москву и 30 июня, согласно увольнительной, вернулся в Царское Село. Такова причина, по которой Есенин «так мало побыл в Константинове».
5
Престольный праздник в Константинове 8 июля (ст. ст.) был связан с явлением иконы Казанской Божией Матери. О том, как он проходил в родном селе поэта, рассказывает друг его юности — Николай Алексеевич Сардановский: «Описание нашей деревенской жизни было бы неполным, если бы умолчать о том, как мы проводили праздник — Казанскую. В дом дедушки <речь идет о константиновском священнике И. Я. Смирнове> приходили и приезжали многочисленные гости из окрестных селений. Преимущественно это были: семьи духовенства, учительства или — разных сельских служащих. Всего набиралось человек 50–60. Сережа был всегда — обязательно. Молодежь веселыми компаниями еще днем затевала игры, ходили купаться. А вечером, после торжественного ужина, проводили показ самодеятельности и были танцы. В ту пору нам казалось, что среди гостей было много интересных и талантливых людей. В компании кузьминских гостей были: Орловы, Брежневы, Соколовы, Белянины. Все они были музыкальны и отлично пели. На баяне играл семинарист из Кузьминского — Федя Фаддеев <…>. Сергей Есенин всегда с восторгом слушал его игру <…>. Об общем уровне исполнительства можно было судить по тому, что среди гостей бывал знаменитый солист Большого театра Г. С. Пирогов (семья Пироговых была из с. Новоселки — в 8-ми километрах от Константинова)». (Цит. по машинописи воспоминаний Н. А. Сардановского «„На заре туманной юности…“ (С. А. Есенин в возрасте 11–20 лет)», хранящейся в архиве комментатора).
А. С.
На конверте:
ЕВБ
Сергею
Царское Село. Канцелярия по постройке Федоровского собора.
Почтовый штемпель: Кузьминское Ряз. 14.7.16.
Подлинник находился в архиве Екатерининского дворца в Детском Селе (г. Пушкин). Л. Коган» (РНБ).
Известно, что после пребывания в Константинове Есенин в конце июня возвращается в Петроград. 30 июня он был уже в Федоровском городке. В первой декаде июля, не позднее 10 числа Есениным было написано письмо, адресованное А. Сардановской. Она, как отмечалось, отвечает на него, судя по почтовому штемпелю, до 14 июля 1916 г. Значит, имеются все объективные документальные основания, чтобы датировать есенинское письмо так: «Первая декада июля 1916 г.».
Письмо Есенина написано черными чернилами, на лицевой и оборотной стороне листа белой линованой бумаги обычного почтового формата. Сохранился также конверт от письма. К сожалению, его правая сторона (очевидно, при вскрытии письма) оказалась оборванной. На ней, скорее всего, располагался ныне отсутствующий на конверте почтовый штемпель.
Чем больше вникаешь в содержание письма, тем яснее становится, что автор как бы продолжает развивать и конкретизировать мысли, уже высказанные им ранее, может быть, даже на предыдущей странице. Нет в сохранившемся тексте ни обращения к адресату, ни даты. Все это позволяет предположить, что начало письма, возможно, утрачено.
В течение 1912–1916 гг. Есенин не раз писал А. Сардановской. Об этом, в частности, свидетельствуют письма поэта к Г. Панфилову и М. Бальзамовой, помещенные в наст. томе. Некоторые из них содержат не только противоречивые суждения Есенина об отношениях с А. Сардановской, но и конкретные сведения о письмах, адресованных ей поэтом (см. пп. 4, 6, 13, 17, 35 и др.). О том, что А. Сардановская не только получала письма от Есенина, но сохраняла их бережно до конца жизни, рассказывал и ее муж — Владимир Алексеевич Олоновский: «Письма от Есенина были, и Анна их не уничтожала, хранила пачку писем, перевязанную ленточкой». Однако судьба этой примечательной части эпистолярного наследия поэта, как удалось установить, оказалась весьма и весьма драматичной. Вскоре после смерти А. Сардановской (апрель 1921 г.) письма, полученные от Есенина, оказались у ее старшей сестры Серафимы Алексеевны. Всю свою долгую жизнь она проучительствовала на Рязанщине: поначалу — в Солотче, позднее — в самой Рязани. Многие годы у нее хранились письма Есенина к А. Сардановской. Последние годы жизни Серафима Алексеевна часто хворала. В 1968 г. больную за несколько месяцев до кончины навестила живущая в Москве жена ее брата — Лидия Николаевна Сардановская. Зная, что у Серафимы Алексеевны находились письма Есенина к ее сестре Анне, Лидия Николаевна поинтересовалась, сохранились ли они. Всякое могло случиться. Как оказалось — случилось! Сегодня более чем очевидно, что большинство из них, кроме двух публикуемых в наст. томе, пропали для всех нас — навсегда. И вот при каких печальных обстоятельствах.
Во время встречи Серафима Алексеевна подтвердила, что после смерти сестры именно у нее оказались «Анюточкины письма от Сергея Есенина — пачка писем, связанная ленточкой». Желая узнать, что же произошло с ними дальше, Лидия Николаевна спросила:
«— Ты их читала?
— Нет, зачем чужие письма читать? Я их сожгла! Когда переехали в эту новую квартиру, — продолжала она, — моя обязанность была подметать квартиру, вытирать пыль, выносить мусорное ведро на помойку. Вот я понесла мусорное ведро на помойку, взяла спички и письма. Там горел костер. Я положила письма в костер. Пачка медленно тлела, а потом я палкой помешала их, письма вспыхнули и догорели.
— Зачем ты это сделала?
— Я думала: умру, кому они достанутся? Не хотела Анюту путать с Сергеем. Она вышла замуж за хорошего человека. Если бы не смерть!..
Она заплакала. Я дала ей чаю с булочкой, она с жадностью съела, пришлось покормить основательно, и она успокоилась. Я показала ей Анютины записи, рассказала их содержание. Подумав, она сказала:
— Это разорви!
— Кто он?
— Учитель соседнего села.
И уснула.
Но я отдала записи Анюты — „Бред сумасшедшей“ Прокушеву Юр<ию> Львовичу. Мне казалось, что это единственное доказательство, что Анна сама не захотела быть женой Сергея Есенина, а не Сергей ее бросил». (Цит. по письму Л. Н. Сардановской — «Прокушеву Юрию Львовичу (по его просьбе). Про письма Сергея Есенина к Анне Сардановской». Автограф письма хранится у адресата). Будем надеяться, что Серафима Сардановская сожгла не все письма сестры. Ведь сохранились же в семье Олоновских публикуемые в наст. изд. два письма Есенина к А. Сардановской. Нельзя исключить окончательно, что в каком-либо из личных архивов современников поэта или в других частных собраниях все же сохранились хотя бы следы переписки Есенина и А. Сардановской, а также сведения об их встречах, не известные до настоящего времени. Такова история писем Есенина к А. Сардановской, и прежде всего тех, что публикуются в наст. томе.