Том 6. Публицистика. Воспоминания

Бунин Иван Алексеевич

Звездные ночи. Млечный Путь фосфорически-дымный, будто студенистый. В его конце, почти над Зстерелем, мутные крупные звезды. И миллионы, миллионы звезд!

Под Брадами убито 30 т. немцев.

27.7.44. Четверг.

Взяты Белосток, Станиславов, Львов, Двинск, Шавли и Режица. <…>

1.8.44. Вторник.

<…> 3/4 луны. Ходили бросать письмо о. Киприану — послал ему «Балладу».

Возле «Helios» на часах немец

и русский пленный, «студент» Колесников. Поговорили. На прощанье немец крепко пожал мне руку.

3.8.

5 алертов за день. Полнолуние.

Черчилль вчера сказал, что война кончится не позднее октября. Посмотрим.

10.8.44. Четверг.

<…> Вчера перечитывал (давно не читал) «Восточные повести» Лермонтова: «Измаил Бей», «Ангел смерти» и т. д. Совершенно детский, убогий вздор, но с замечательными проблесками. <…>

12.8.44. Суббота.

Два алерта. Первый в 11 ч. утра. Испытал впервые настоящий страх — ударили близко, в Mollose'e, потом на холмы против Жоржа — и тотчас начались пожары,

Прекрасный, уже очень жаркий день.

15.8.44. Вторник. Успение.

Спал с перерывами, тревожно — все гудели авионы. С седьмого часа утра началось ужасающее буханье за Эстерелем, длившееся до полдня и после. В первом часу радио: началась высадка союзников возле Фрежюса. Неописуемое волнение!

15.8.44. Пятница.

Взяли La Napoul (возле Cannes). Все время можно различить в море 6 больших судов. То и дело глухой грохот орудий.

25.8.44. Пятница.

Все та же погода — жарко, сухо, жаркий ветер с востока, море все время в светлом белесом тумане.

День 23-го был удивительный: радио в 2 часа восторженно орало, что 50 тысяч партизан вместе с населением Парижа взяли Париж.

Вечером немцы <стали> взрывать что-то свое (снаряды?) в Грассе, потом на холмах против Жоржа начались взрывы в мелком лесу — треск, пальба, взлеты бенгальских огней — и продолжались часа полтора. Сумерки были сумрачные, мы долго, долго смотрели на это страшное и великолепное зрелище с замиранием сердца <нрзб>. Ясно, что немцы бегут из Грасса!

На рассвете 24-го вошли в Грасс американцы. Необыкновенное утро! Свобода после стольких лет каторги!

Днем ходил в город — ликование неописуемое. Множество американцев.

Взяты Cannes.

Нынче опять ходил в город. Толпа, везде пьют (уже все, что угодно), пляски, музыка — видел в «Эстерели» нечто отчаянное — наши девчонки с американскими солдатами (все больше летчики).

В Париже опять были битвы — наконец, совсем освобожден. Туда прибыл Де Голль.

Румыния сдалась и объявила войну Германии. Анто-неску арестован. Болгария просит мира.

«Федя»

бежал от немцев за двое суток до прихода американца, все время лежал в кустах, недалеко от пекарни, где он работал (по дороге в St. Jaques).

26.8.44. Суббота.

Все та же погода. Вчера весь вечер и нынче ночью грохот где-то возле Cannes.

3 часа. Все небо над Ниццей в густом желтоватом дыму — должно быть, горят Cagnes St. Laurent.

27.8. Воскресенье.

Жарко. Гул авионов над нами.

30.8. Среда.

Был у Клягина. Там сказали, что взята Ницца. То же сказал Бахрак, вернувшийся из города. «Говорят, Ницца сошла с ума от радости, тонет в шампанском».

31.8. Четверг.

Все дни так жарко, что хожу полуголый. Очень душно по ночам.

Перечитываю Гоголя — том, где «Рим», «Портрет»… Нестерпимое «плетение словес», бесконечные периоды. «Портрет» нечто совершенно мертвое, головное. Начало «Носа» патологически гадко — нос в горячем хлебе! «Рим» — задыхаешься от литературности и напыщенности…

А может быть, я еще побываю в Риме до смерти? Господи, если бы!

3.9.44. Воскресенье.

Союзники уже в Бельгии. Финны сдаются.

Прекрасный день, райские виды. И опять — та осень!

4.9.

<…> Нынче в 8 утра прекращены военные действия между финнами и русскими. Взят Брюссель. Вошли в Голландию.

5.9. Вечер.

Россия объявила войну Болгарии. День был прохладный.

7.10.44. Суббота.

Сентябрь был плохой. Вчера и нынче буря, ливни, холод, да такой, что нынче вечером повесил на окна занавески.

Уже давно, давно все мои былые радости стали для меня мукой воспоминаний!

Пошлый Леон Доде — еще раз пересмотрел его романы.

Полночь с 22 на 23 окт. 44.

Роковой день мой — уже 75-й год пойдет мне завтра. Спаси, Господи.

Завтра в 8 утра уезжает Бахрак, проживший у нас 4 года. 4 года прошло!

Холодная ночь, блеск синего Ориона. И скоро я никогда уже не буду этого видеть. Приговоренный к казни.

1. XII. 44. Пятница.

<…> Спаси, Господи. Боюсь болезни, все хочу начать здоровее жить.

По ночам кричат филины. Точно раненый, которого перевязывают или которому запускают что-нибудь в рану:

— Уу! (тоска и боль). И заливисто, гулко:

— У-у-у!

Русские все стали вдруг красней красного. У одних страх, у других холопство, у третьих — стадность. «Горе рака красит!»