Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток
Шрифт:
И странно, по толпе пробежало оживление, засверкали улыбки, и дружно загудело:
– Ясное дело.
– Отдан приказ не трогать, ну и не трожь…
– Верное дело. Кто сам себе враг?.. Кому охота затягивать войну?..
А на песке все так же трепетно играли ежеминутно меняющиеся золотистые пятна.
Белопанская армия*
Знание врага – это половина победы.
Что же такое белая панская армия?
Это регулярная армия, хорошо организованная
И если у Юденича, у Деникина, у Колчака в известной мере были банды, то ни в каком случае нельзя назвать бандами польское войско. Это в полном смысле регулярная европейская армия.
Поляки в армии разделяются на легионеров, или варшавян, и на познанцев. Особенно хороши в военном отношении познанские полки. Крепкие, стойкие, отличные стрелки. В атаку идут сомкнутыми колоннами, как ходили немцы. Пулеметы их косят, а они неудержимо подвигаются через трупы и в конце концов доходят, ибо их много.
Один из начальников дивизии сказал мне:
– Познанцы тупы, индивидуально тупы.
Я думаю, это не тупость, а тяжеловесность, свойственная немцам. В немецкой армии познанские полки были лучшими.
Легионеры, или варшавяне, полегче.
Хотя и они отлично дерутся, но нет у них той тупой стихийной силы, которая делает столь тяжелыми в бою познанцев.
Между познанскими поляками и варшавянами, как это ни странно, вражда. По данным разведки, за Березиной однажды произошло целое ожесточенное побоище между эшелонами познанцев и легионеров. Пущены были в ход ручные гранаты, винтовки, пулеметы. Чтоб утихомирить, польское командование вынуждено было двинуть на них другие части.
Материальная часть – это только пятьдесят процентов возможной победы, другие пятьдесят процентов падают на духовную крепость и силу борющихся, на тот внутренний подъем, который бросает в огонь воинов. Какова эта сторона в польском войске?
В штаб приводят пленного легионера, начинается допрос.
– Чем занимался до призыва?
– Батрак, у пана в имении работал.
– Земля есть?
– Нима.
– Семья есть?
– Е.
– Сколько получал в день?
– Четыре марки.
– Сколько стоит фунт хлеба?
– Четыре марки.
– Чем же семью кормишь?
– Панечку дае трошки хлеба.
– Безвозвратно? В пособие?
– Ни, буду отрабатывать после войны.
– За что же ты воюешь?
– За отчизну.
– Да эта отчизна только дерет с тебя.
– Панечку обещал дать трошки земли, как война кончится, и лошадь.
Он стоял, тяжело потупившись, ожидая, что сейчас поведут на расстрел. И был страшно изумлен, когда повели не на расстрел, а в питательный пункт, накормили, напоили.
Вводят второго легионера.
– Кто по национальности?
– Еврей.
– Чем занимался?
– Слесарь из варшавского железнодорожного депо.
– За что воюешь?
– За отчизну.
Допрашивающий товарищ даже подскочил.
– Рабочий и еврей, над которым паны не переставали изощряться в издевательствах, идет класть голову за эту подлую панскую отчизну!..
Легионера передернуло: сейчас на расстрел. Товарищ успокоил.
– Не бойтесь, худого вам ничего здесь не будет сделано. Мы – ваши друзья. Только не укладывается в голове, что вы, именно вы, идете драться за панскую отчизну.
– Большевики – разрушители, они все грабят, убивают, мучают, камня на камне от них не останется.
– Да откуда вы это знаете?
– Вся Варшава полна этим.
И опять был поражен, что повели не на расстрел, а накормить.
Панская армия будет наголову разбита.
Есть ли к тому основания?
Есть.
Тайное станет явным*
Над польской армией, над польским народом зловеще тяготеет мрачное наследие прошлого: ненависть к москалю, взлелеянная подлым царским режимом угнетения, и обман – величайший наглейший обман, которым сумели опутать польский народ паны-помещики, паны-ксендзы, паны-офицеры, паны-учителя, паны-литераторы, всякие паны-интеллигенты.
Нужно знать неизмеримое влияние польского ксендза на население: его паства – это в буквальном смысле бессловесные рабы, без воли и разума по отношению к нему.
Наш деревенский поп – овца и размазня рядом с ксендзом, образованным, умным, стоящим над толпой, глубоко ее презирающим и ни перед чем по-иезуитски не останавливающимся. И вот эти люди пронизывают польскую армию.
Это – черно-огненные агитаторы, нередко с крестом в руках бросающиеся в битву и увлекающие солдат. Для них, как и для всего панства, все поставлено на карту: в тылу, в недрах польского народа глухо клокочет недовольство, впереди – ярко разбрасываемые искры уже совершившейся социальной революции. Надо загасить эти страшные искры, – от этого и бросаются в шрапнельный огонь с крестом в руке.
Я уже не говорю о лживой панской литературе, о печати, которая заливает темнотой всю польскую землю; не говорю о преследованиях рабочей печати, об уничтожении для рабочих свободы слова, собраний, об обысках на вокзалах, о жандармерии, превосходящей царскую жандармерию, об осадном положении.
Туман, непроницаемый и удушливый, едко выедающий глаза, разлился над польским народом.
В этом огромная сила попов. В этом и гибель их.
Самый великолепный обман, чрезвычайно искусно построенный, все же в конце концов – обман и неизбежно раскроется.
А как только раскроется, в эту дыру все провалится: и прекрасная организованность армии и снабжения, и всяческая помощь Антанты, и паны, и ксендзы, и страшное кровавое рабство польского народа.
А обман то там, то здесь понемногу начинает давать трещины, понемногу расползается. По агентурным сведениям, по рассказам перебежчиков и пленных, польские большевики, несмотря на неимоверные трудности, все же работают в армии.
Наши листовки, воззвания, несмотря на дьявольское сопротивление панов-офицеров, панов-ксендзов, панов-жандармов, все же проникают к польским солдатам.