Том 6. Статьи, очерки, путевые заметки
Шрифт:
О, святая вражда – к тому, что хочет вражды, и не хочет другого. Я буду твоим вестником, буду криком борьбы, всепобедной звенящей струной, буду воплем, и стоном, и плачем, и музыкой, слитыми в меткий удар. Я вберу в свой взор все искания взглядов – и глаза мои будут властны. Я вброшу в свой голос все голоса – и голос мой будет как буря. Я хочу освеженного мира, я хочу цветов из молний.
И я с мольбой обратился к той стройной тени, к той заклинательнице гроз, которая назвала себя душою Народной Песни: – Дай мне скорее два амулета, светлый и темный, ибо воля моя – как меч. И она дала мне камень-электрон, известный Славянам уж тысячи лет, и сказала строки заклятия. И я повторил их.
Электрон, камень-алатырь, Горюч-могуч-янтарь. Гори. На нас восстал Упырь, Отвратных годов царь. Заветный камень-светозар, Рожденье волн морских. Как в Море – глубь, в тебе – пожар. Войди в горючий стих. О, слиток горечи морской И светлых слез Зари. Электрон, камень дорогой, Горя, враждой гори. Волна бежит, волну дробя, Волна сильней, чем меч. Электрон, я заклял тебя, Ты, вспыхнув, сможешь сжечь.И, отдав мне светлый талисман, она вздохнула, потемнели ее глаза, блеснули гневом, и была она в ненависти еще светлее и красивее, чем в любви, в лице ее появилось что-то змеиное, зачарованным взором взглянула в мои глаза, тверже сковала мою волю, и дала мне темный амулет. И, отдавая мне этот камень-драконит, она сказала строки заклятия. И я повторил их.
Темный камень драконит Уж не так хорош на вид. Изумруд его нежней, В бриллианте свет сильней. И нежней его опал, И рубин пред ним так ал. И однако драконит Тем хорош, что верно мстит. Чтоб достать его, дождись, Как ущербный Месяц вниз, Над пещерой колдовской, Желтой выгнется дугой. Там Дракон в пещере спит, В мозге Зверя – драконит. Гибок Змей, но мозг его Неуклоннее всего. Мозг Дракона – весь в узлах, Желтый в них и белый страх, Красный камень и металл В них не раз захохотал. Темный в этом мозге сон, Черной цепью скован он. Желтый Месяц вниз глядит. Вот он камень драконит. Тише, тише подходи. В сне Дракона не щади. Замер в грезе он своей. Метко целься, прямо бей. Поразив его меж глаз, Мозг исторгни, и сейчас Пред тобою заблестит Страшный камень драконит. С этим камнем – на врага. Реки бросят берега. И хоть будь твой враг велик, Он в воде потонет вмиг. Этот камень-амулет Много даст тебе побед. Вещий камень драконит, Зеленея, метко мстит. Этим камнем под Луной Поиграй во мгле ночной. Дальний враг твой ощутит, Мстит ли камень драконит.Я спрятал оба амулета, как лучшую свою святыню. Я знал, что теперь для меня открыты все дали, все просторы вольной жизни. Я обратил свои глаза к Прекрасной. Она дала мне единственный, священный, поцелуй – и скрылась как Заря среди воздушных облаков – а я очутился в тюрьме, но в душе моей было торжество.
Знать себя волной среди волн, звуком, и мгновеньями главным звуком, в слитной гармонии бьющихся звуков, быть струной со струнами, быть молнией с молниями – большего счастья нет.
Изведать всю тяжесть, всю стиснутость гнета, и принять на себя вдвое больший стиснутый гнет, чтобы снять его с другого, изведать десятикратный гнет – и однако же чувствовать себя легко – большего счастия нет.
Узнать, что темные лица, в силу твоей добровольной жертвы, сделались радостно-светлыми, и что лживая низость стала правдиво-высокой – или отброшена к самым низинам, где ей и место, изменить своей волей основы жизни – большего счастия нет.
Я был в тюрьме, и знал это счастье, и больше у меня не было слез. Нет слез, кричал я с торжеством.
Нет слез. Я больше плакать не умею, С тех пор как посвящен я в колдуны. О, Вещая жена! Я ведал с нею Ведовское. На зов ее струны Скликались звери. Говор человечий Был меж волков лесных. А меж людей Такие, в хрипах, слышались мне речи, Что нет уж больше слез в душе моей. Кто там под пыткой? Кто кричит так звонко? Молчу. Себя заклял я колдовски. Мучь всех! Меня! Мучь моего ребенка! Мольбы не будет. Кровь забьет в виски. Забьется в голове как тяжкий молоть. Но слез моих тебе, палач, не знать. Пусть будет самый свод небес расколот, Ты проклят. Тверды мы. И эту рать Не победить палачеством убогим. Мы все растем. Стальнеет пытка в нас. Минуты время движут кругом строгим. Ты проклят. Проклят. Жди. Еще лишь час.Я был на свободе опять, на новой свободе. Стены тюрьмы умеют разрушаться – и во сне, и наяву. Я был на свободе, и весело пел песню заклятие о трех былинках. Мой голос был, свежий и юный, и звуки его доходили до тех, кто мне не был виден.
Все мне грезятся мысли о воле. Выхожу я из дома сам-друг. Выхожу я во чистое поле, Прихожу на зеленый луг. На лугу есть могучие зелья, В них есть сила, а в силе веселье. Все цветы, как и быть надлежит, по местам. И мечту затаив в себе смелую, Три былинки срываю я там, Красную, черную, белую. Как былинку я красную буду метать Так далеко, что здесь никому не видать, За шумящее синее Море, К краю мира, на самый конец, Да на остров Буян, что в кипящем просторе, Да под меч-кладенец. Зашумит и запенится Море. А былинку я черную бросить хочу В чащу леса узорного, Я ее покачу, покачу Под ворона черного. Он гнездо себе свил на семи на дубах, А в гнезде том уздечка покоится бранная, На дубовых ветвях, Заклятая, для сердца желанная, С богатырского взята коня. Упадет та уздечка, блестя и звеня. Вот, былинка еще остается мне, белая. Я за пояс узорчатый эту былинку заткну, Пусть колдует она, онемелая, Там завит, там зашит, зачарован колчан, В заостренной стреле заложил я весну. Трем былинкам удел победительный дан, И мечта – как пожар, если смелая. Мне от красной былинки есть меч-кладенец, Мне от черной былинки есть взнузданный конь, Мне от белой былинки – мечтаний конец – Есть колчан, есть стрела, есть крылатый огонь. О, теперь я доволен, я счастлив, я рад, Что на свете есть враг-супостат. О, на этом веселом зеленом лугу Я навстречу бросаюсь к врагу!Предо мной расстилалась вольная степь, предо мною мелькали луга и поля и леса. Я видел безмерность мира, который весь раскрывается, когда вольно подходишь к нему с свободной, раскрытой душой. Вольные реки Славянской речи ласкали мой слух, и качались, и зыбились, пели в моей трепетавшей душе. Я чувствовал слитность Неба и Земли, великую радость бытия. Радость любви и ненависти. Я, смеясь, продолжал ворожить, и стих мой, мой говор Народной Песни был, как хмель, освободителен. Я пел Наговор на Недруга.
Я ложусь, благословись, Встану я перекрестясь, Из избы пойду дверями, Из сеней я воротами Против недруга иду. Позабывши о неволе, Там далече, в чистом поле, Раноутренней росою Освежусь, утрусь зарею, И зову на бой беду. Белым светом обнадежен, Красным светом опригожен, Я подтычуся звездами, Солнце красное над нами, И в сияющей красе, Как у Господа у Бога, Из небесного чертога, Алый день встает, ликуя, Ненавистника сражу я, Да возрадуются все.Я весело шел вперед, и не знаю, какой мир был богаче, тот ли, который зеленел кругом или тот, который светился и пел во мне, в душе моей. Я шел теперь по зеленому лугу. В конце своем он замыкался великой Водой. Великой текучею Влагой. Справа было болото, а слева полноводная река, в которую впадал журчащий ручей, знакомый мне с детства. Над ручьем была серебряная ива, а под ней, под ее трепетавшими листьями, росли камыши – и росли камыши на болоте, и вес они шуршали и шептались.