Том 7. Ахру
Шрифт:
Но только Гоголь делал словесные вещи.
Учиться писать по Толстому пустое дело. Это все равно, как учиться говорить по Столпнеру. Другое Гоголь: по Гоголю можно проследить его словесную постройку.
Гоголь верил в заколдованные места на земле. «Есть где-то в какой-то далекой земле такое дерево, шумит вершиною в самом небе и Бог сходит по нем на землю».
Таким заколдованным благодатным местом «Майской ночи» была для Гоголя Святая земля. И когда на Святой земле в Иерусалиме благодать не осенит его и слово, которым
Из высших миров сновидений Гоголь проснулся.
«Приснись тебе все, что есть лучшего на свете, но и то не будет лучше нашего пробуждения».
Пробудившись, Гоголь принес последнюю жертву и, гася «Огонь вещей», уморил себя голодом. Это случилось 21 февраля 1852 г. в Москве. Жестокий, но единственный исход для «вывороченного черта».
АНДРОНЫ ЕДУТ{*}
«Андроны едут... чепуха — белиберда — сапоги всмятку, это просто черт побери!»
Таков мир Гоголя — эта сумятица, слепой туман, бестолковщина, тина мелочей. И вот изволь «объяснять» по природе необъяснимую запутанную и перепутанную чепуху.
Мысли идут по зацепкам наперекор и мимо логической целеобразности: сцепление образов и суждений неожиданно.
«Все это честолюбие оттого, что под языком находится маленький пузырек и в нем червячок с булавочную головку. И это все делает какой-то цирульник с Гороховой».
«Точно какой-то демон, искроша весь мир на куски, без смысла и без толку слепил. Барахтайтесь на свою волю!»
Все совершается без «потому» и уж никак непредвиденно.
«Поди ты спроси иной раз человека, из-за чего он что-нибудь делает?»
Но как быть без объяснений? На все ищется всегда «почему». Поверхностное может быть объяснено, но глубже трудно понять. Всякое «потому что» упирается в воздушную пустоту и последнее «почему» или случайно произошло, как пересечение лучей, или самопроизвольное «вдруг».
Все живое вышло из туманности и обречено жить в сумерках: постоянные столкновения, спор без взаимного понимания.
Единственная проглядь: боль.
*
Откуда возникает движение в этой Андроновой чепухе?
«Царапни горшком мышь, сама как-нибудь задень кочергу — и Боже упаси — и душа в пятки».
«Бабы — такой глупый народ, что высунь ей под вечер из-за двери язык, то и душа уйдет в пятки».
Страх перед «нечистой силой», и этой силой прожилин бескостный Андронов мир.
«Какие чудеса бывают на свете и до каких мудростей доводит человека нечистая сила».
Мир — это только мое чувство и образ его по мне.
«Свитка, положенная в головах, кажется свернувшимся дьяволом».
Пляшет на небе месяц — а видит его волостной писарь, выходя на четвереньках из шинка, мордой шаря землю.
«Все обман, все мечта, все не то, чем кажется».
Власть человеческих глаз: «сглаз». Отвести кому глаза глазом: «обморачивание». А самое страшное: глядеть закрытыми глазами.
Или мой глаз или вмешательство нечистой силы. Сам по себе человек ничего не может и один у всех жребий: страх.
Нечистой силе путь не заказан: Вакула влюбляется до чертиков, а волостной писарь напился до чертиков.
УМ{*}
От Пушкина, не без Квитки-Основьяненко, Ревизор; от Пушкина «Мертвые души». Пушкин — легендарный друг и авторитет.
Гоголь сам по себе кипь и хлыв слов, без сюжета и без матерьяла.
Пушкин, вдохновив Гоголя, отравил его своим умом. Отрава сказалась после смерти Пушкина.
Душа Гоголя: плутня и волшебство.
«Боже мой, я писал как попало, а надо с толком. Я понял, что такое ум. Во всем сомневаться, только не в себе».
Пишется не для чего. Самое казалось бы намеренное приходит помимо воли. Пишется «как попало». Так написались «Вечера» и «Миргород». Оказывается, есть Пушкин: «ум». И Гоголь взялся за ум. И начинаются нисколько не смешные и без слез: «смех сквозь слезы».
Пушкину Гоголевское показалось смешным, для нас загадка: что смешного в «Вечерах» и «Миргороде»? Как остается загадкой: чем взяла современников мрачно-зубоскальная «Шинель»?
Гоголь и сам поверил и в смех и в слезы — ведь этак и приличней и значительней!
Придет срок и Гоголь осудит этот «ум». В «уме» — гордость, а надо смириться. И он задумал уйти под кров церкви. И еще 2-я часть «Мертвых душ».
Но и в церкви, и в земных праведниках (праведники «живого дела», Костанжогло) — насадить сад на земле, разочаруется.
«Мало вижу добра в добре».
А последняя запись:
«Если не сделаетесь, как дети, не войдете в царство Божие».
А что такое стать как дети? А надо свое сердце — черствое и его непроницаемое черное пятно сделать прозрачным.
А это дается подвигом — жертвой. А какую жертву мог принести Гоголь? Да сжечь свой «ум» и голодом себя заморить.
*
Гоголь не мог любить Божью тварь: человек создан по образу и подобию зверей, а черти по образу и подобию человека. Что же остается? Да только расплеваться с этим Божьим миром, с зверообразным человеком и человекообразными чертями.
Гоголь не посмел это сказать в Божью правду, а написать написал и подписался.