Том 7. Американский претендент.Том Сойер за границей. Простофиля Вильсон.
Шрифт:
Наконец наши друзья прибыли на место пожара; несчастный старый граф взглянул на открывшееся им скорбное зрелище и, потрясенный, отвернулся от трупов.
— Это правда, Хокинс, — сказал он, — отличить их друг от друга просто невозможно: ни одного из этих пятерых не могли бы признать даже ближайшие друзья. Ты уж выбери которого-нибудь сам, а я не могу.
— Которого же, по-вашему, лучше?..
— Да возьми любого. Мне все равно. Выбери который посимпатичнее.
Однако полицейские уверили графа, — а они узнали его, ибо все в Вашингтоне его знали, — что, учитывая обстоятельства, при которых были найдены эти трупы, ни один из них не может быть останками его благородного юного родственника. Полицейские указали то место, где, если верить газетам, он рухнул вниз и погиб в пламени; затем другое место — на большом расстоянии от первого, — где молодой человек мог задохнуться в дыму, если он не сумел выбраться из своей комнаты; и затем третье место — совсем уж в стороне, — где он мог найти свою смерть, если паче чаяния пытался выбраться из дома черным ходом. Старый полковник смахнул слезу и сказал Хокинсу:
— Оказывается, мои опасения были пророческими. Да, остался лишь пепел. Не будешь ли ты так любезен сходить к бакалейщику и купить еще две корзинки?
Они благоговейно взяли по корзинке пепла с каждого из этих трех мест, ставших для них теперь священными, и понесли домой; надо было решить, как лучше отправить их в Англию, а также соблюсти положенный обряд прощания с покойным — дань уважения, которую полковник считал совершенно необходимой, принимая во внимание знатность умершего.
Два друга поставили корзинки на стол в бывшей библиотеке, гостиной и мастерской, а ныне аудиенц-зале и отправились на чердак — посмотреть, не найдется ли там английского флага, совершенно необходимого, чтобы накрыть останки на время траурной церемонии. Тут вернулась домой леди Россмор и увидела корзинки, а одновременно с ними в поле ее зрения появилась и старуха Дженни.
— Ну, скажу я вам, дожили! — воскликнула, не выдержав, леди Россмор. — Что это на тебя нашло? Надо же поставить корзинки с золой на стол, да еще в гостиной!
— С золой? — И Дженни подошла поближе взглянуть на корзинки. А взглянув, в великом изумлении всплеснула руками. — О господи, в жизни такого не видывала!
— Разве это не твоих рук дело?
— Моих? Да ей же богу, в первый раз вижу их, миссис Полли! Это все Дэниел. Этот старый дурак совсем рехнулся!
Но оказалось, что и Дэниел, который немедленно был вызван на место происшествия, тоже ничего не знал.
— Тут и объяснения-то этому не придумаешь. Когда что обычное случается, еще можно сказать на кошку…
— О-о! — И леди Россмор содрогнулась до самого основания. — Я поняла. Отойдите от корзинок… Это он!
— Он, миледи?
— Да, молодой мистер Селлерс из Англии, который сгорел в гостинице.
Не успела она это вымолвить, как осталась наедине с пеплом. Тогда она бросилась на поиски Малберри Селлерса, решив воспрепятствовать его намерениям, каковы бы они ни были, «ибо, — сказала она себе, — когда он расчувствуется, то ничего уже не соображает; и дай ему волю, он такое натворит, что уму непостижимо». Она разыскала мужа. А он к этому времени разыскал флаг и как раз спускался с ним вниз. Услышав, что он намерен устроить «прощание с покойником, пригласив для этого правительство и публику», она поспешила расстроить его план.
— Твои намерения, как всегда, прекрасны, — сказала она, — ты хочешь почтить усопшего, и в этом, разумеется, нет ничего предосудительного, ибо он был твоим родственником; но ты избрал неправильный путь, — тебе самому это станет ясно, если ты хоть немного подумаешь. Представь себе, что люди стоят вокруг корзинки с пеплом, устремив на нее скорбный взор, какая уж тут торжественность — даже совсем наоборот, — спроси кого хочешь. Это я говорила про одну корзину, а с тремя будет в три раза хуже. Далее: раз торжественности не создашь с одним плакальщиком — не создашь ее и с целой процессией, а народу ведь наберется тысяч пять. По-моему, смешно это будет; уверена, что смешно. Нет, Малберри, нельзя устраивать прощание с покойным, когда у тебя лишь корзинки с золой. Откажись от этой мысли и придумай какой-нибудь другой способ почтить его память.
И полковник отказался от своей затеи, притом без всякого сопротивления, — ибо когда он как следует подумал, то признал, что его жена рассудила правильно. Он решил, что вполне достаточно, если они с Хокинсом вдвоем будут бодрствовать возле останков. Это тоже показалось его жене излишним, но она не стала возражать, ибо понимала, что муж от души хочет по-дружески почтить прах несчастного юноши, которого судьба забросила в далекую чужую страну, где никто, кроме них, не мог его приютить. Полковник накрыл корзинки флагом, обмотал дверную ручку черным крепом и с удовлетворением сказал:
— Ну вот, теперь он лежит со всем почетом, какой при сложившихся обстоятельствах мы можем ему оказать. Не хватает только одного — и тут мы отступим от принятого решения: надо всегда поступать так, как бы ты хотел, чтобы поступали с тобой. Мы должны это для него сделать.
— Что, дорогой?
— Вывесить траурные гербы.
Жена считала, что фасад их дома и так уже достаточно разубран; мысль, что там появится еще одно оригинальное украшение, крайне огорчила ее: вот уж некстати Малберри об этом вспомнил. И она нерешительно заметила:
— Но мне кажется, что вывешивать гербы разрешается только в честь самых ближайших родственников, которые…
— Вы правы, совершенно правы, миледи, абсолютно правы! Но кто же ближе родственников, силой захвативших твои права? Тут уж мы никак не можем уклониться: мы рабы аристократических традиций и должны подчиняться им.
Гербы были сделаны со щедрым размахом, каждый величиною с одеяло, и отличались не менее щедрым обилием красок, самых разных и самых ярких тонов, но они тешили дикарский вкус графа, а когда он увидел, что они закрыли собой весь фасад, то этот поклонник симметрии и законченности и вовсе возликовал.
Леди Россмор и ее дочь присоединились к бдению и просидели с джентльменами чуть ли не до полуночи, приняв деятельное участие в обсуждении того, как быть с останками дальше. Россмор считал, что их следует немедленно отослать на родину вместе с избранной для этого комиссией и соответствующими резолюциями. Но его жена не была уверена в том, что это правильный путь.
— Ты пошлешь все корзинки? — спросила она.
— Ну конечно все.
— Сразу?
— Ты хочешь сказать — отцу? Нет, ни в коем случае. Подумай, какой это будет для него удар! Нет, я буду посылать их по очереди: пусть узнает о своем несчастье постепенно.
— И ты считаешь это наилучшим способом, папа?
— Да, дочь моя. Пойми: ты молода и способна многое вынести, а он стар. Послать ему все сразу опасно: он может не вынести. Если же посылать корзинки постепенно, с разумным перерывом после каждой, то к прибытию последней он уже свыкнется со своим горем. И потом — послать их на трех кораблях куда безопаснее. Мало ли что может быть — и штормы и кораблекрушение.
— Не нравится мне эта идея, папа. Если б я была его отцом, мне было бы невыносимо тяжело получать своего сына вот так… так…