Том 7. Дядя Динамит и другие
Шрифт:
От великого облегчения леди Гермиона потеряла дар речи. Все, включая брата, засияло красотой. Побулькав немного, она выговорила:
— Га-ла-хад!..
— Я знал, что ты будешь довольна.
— Дай мне его!
— Как же я дам, если оно не у меня? Леди Гермиона резко выпрямилась.
— Потерял?! — вскричала она, несколько лиловея.
— Ну, что ты! Отдал Сэму. Теперь все зависит от тебя. Прими его как почетного гостя, улыбайся своей солнечной улыбкой, и все шито-крыто. Но если ты хоть немного нарушишь
Застав в курительной Сэма, отупевшего после беседы о свиньях, он спросил:
— Сэм, где письмо?
— В моей комнате.
— Так я и думал. Именно так. Идите и заберите.
— Почему?
— Неважно. Будем надеяться, что оно еще там. Когда Сэм вернулся, он с облегчением вздохнул.
— Слава Богу. Главное — быстрота. Теперь давайте-ка его мне.
— Что ж вы с ним сделаете?
— Вложу в плотный конверт и суну в стол Кларенсу. Даже Гермиона, — сказал он с простительным самодовольством, — не догадается там поискать.
Предположив, что леди Гермиона вскоре начнет обыск у Сэма, Галахад не ошибся. Решение она приняла, еще беседуя с ним. Однако прежде всего она ринулась к телефону, чтобы сообщить дочери о финансовом положении Типтона; когда же та взвизгнула в том же регистре, что прекрасная Марлен, и пролепетала: «Мам-ми, а мое письмо?», заверила ее, что держит все под контролем. Потом она отправилась искать племянника, чтобы он помог ей в розысках, нашла его в холле, где он мечтательно постукивал по барометру, и велела, прекратив глупости, идти за ней.
Поднимаясь по лестнице, Уилфрид молчал, поскольку мог сказать лишь одно: по честным свидетельствам барометра, надвигалась буря. Тетю Гермиону он боялся с детства, неукоснительно гадая при ней, какие его грехи она намерена обличить. Вроде бы ничего за ним не числилось, но, входя в будуар и даже садясь на вежливо предложенное кресло, он трепетал. Ему не нравился ее вид. Она явственно сердилась. Если бывают кипящие тети, она принадлежала к их числу.
К счастью, выяснилось, что не он повысил се давление. Говорила она вежливо (для тети) — не ворковала, конечно, но и не слишком напоминала пирата я старом стиле, которому не угодил пират помельче.
— Унлфрид, — сказала она, — мне нужна твоя помощь.
— Что? — проверил он, поскольку не мог представить ситуацию, в которой он может помочь ей, разве что она решает кроссворд. Тогда, конечно, его ум — к се услугам.
— Ни один человек, — продолжала она, — не должен знать о нашей беседе.
— Конечно, конечно! Ни одна душа. А в чем дело?
— Сейчас, подожди. У нас большие неприятности.
— Да, за столом. А что?
— Он — не Уиппл.
— Дядя Кларенс его так называет.
— И ошибается. Он — обманщик.
— Господи! Ты уверена?
— Абсолютно.
— Что же ты его не выгонишь?
— Вот в этом и дело. Я не могу. У него письмо Вероники.
— Они знакомы?
— Конечно, нет!
— Зачем же она ему пишет?
— Уилфрид!
— А что такое? Чего ты сердишься? Я ничего не понимаю. Если Вероника с ним не знакома, зачем она ему пишет?
— Не ему. Типтону.
— Типпи?
— Да.
— То есть Типпи!
— Да, да, да!
Уилфрид, в полном отчаянии, треснул кулаком по столику, на котором стояли букет роз и фотография полковника в форме.
— Ничего не понимаю! При чем тут Типпи?
— Уилфрид!
— Что еще?
— Не болтай! Как я объясню, если ты все время говоришь?
— Прости. Молчу. Только ничего не понимаю.
— Все очень просто.
— Ты так думаешь?
— Уилфрид!
— Молчу, молчу.
— А не говоришь?
— Нет. Икнул.
— Да? Словом, все очень просто. Вероника почему-то нервничает, знаешь, депрессия… В общем, ей показалось, что она ошиблась, за Типтона выходить не надо. Написала письмо, разорвала помолвку, а теперь места себе не находит.
— Кто же пишет такую чушь?
— Я тебе сказала, у нее депрессия.
— Еще не то будет, когда она с Типпи встретится. Врача, врача и врача.
Леди Гермионе претила новая манера, раньше он был подобострастней, но выговор приличный сделать — и то она не могла. Пришлось открыть карты.
— Когда она послала письмо?
— Позавчера.
— Значит, он его получил.
— Сказано тебе, нет! Его перехватил этот субъект.
— Чего же он хочет? Денег?
— Нет, не денег. Он хочет, чтобы я его не выгнала.
— А ты, наоборот, хочешь выгнать?
— Естественно.
— Что ж, потерпи. Типтон не должен видеть письмо. Прочитает — и все! Нет, мою кузину надо показать психиатру!
Леди Гермиона обиделась.
— Почему? — воинственно спросила она.
— Потому.
— Вероника тут ни при чем, — объяснила заботливая мать. — Твой дядя Кларенс откуда-то взял, что Типтон разорился. Конечно, я не позволила ей выходить замуж за нищего.
— А, вон что! И она послушалась?
— Естественно. Поплакала, это да…
— Не удивляюсь. Она его очень любит.
— Но поняла, что о браке не может быть и речи.
— Да уж, не может, если Типпи прочтет письмо.
— Не прочтет. Я его найду и сожгу.
— Где ты его найдешь?
— У этого субъекта. Обыщу комнату.