Том 7. Храм согласия
Шрифт:
– Алексей Петрович Половинкин, – ответил тот на рукопожатие.
– Присаживайтесь. – Семечкин указал Адаму на длинный приставной стол с полудюжиной изящных стульев с красиво изогнутыми спинками, наверное, из очень дорогого дерева, какого – Адам не знал; как выяснилось потом – из вишни. Сам Семечкин сел за большой темный стол, обтянутый зеленым сукном, в высокое, похожее на трон деревянное кресло. – Сейчас я подпишу немного бумажек, извините.
Семечкин склонился над бумагами, а Адам с любопытством принялся разглядывать кабинет и исподтишка его хозяина. В левом углу – бархатное красное знамя с золотистым серпом и молотом, над головой хозяина – портреты обоих вождей, на письменном столе – бронзовая
«Боже, какой я безмозглый дурак! Зачем вляпался в эту операцию? – думал Адам. – Зачем? А куда деваться? Он бы умер. А у меня автомат сработал, только и всего. Как говорил мой любимый папочка: “И нравственные поступки, и безнравственные одинаково инстинктивны, только инстинкты разные”. Конечно, Витя не ангел, и, коснись он Ксении, я бы тоже его придушил, но… Я врач… Странно, что за три года я ничего не забыл, хотя чего странного – автомат он и есть автомат. А вот что теперь будет? Какое противное бабье лицо у его помощника и голос писклявый – не к добру». Фамилию Семечкин Адам, конечно же, слышал тысячу раз, а видеть Самого не приходилось – только дым из выхлопной трубы черной «эмки». И вот этот самый синий дым кольцами вдруг материализовался в виде живого человека, сидит перед ним, Адамом, и подписывает какие-то бумаги, наверняка очень важные, иначе бы его не звали в поселке «Сам».
– Вымойте руки, вон дверь, – неожиданно указал Семечкин на едва заметную дверь в стене. – Стеганку снимите, положите на диван.
Адам снял стеганку, положил ее на кожаный диван с высокой спинкой из того же самого, что и стулья, вишневого дерева.
Давным-давно не видел Адам настоящих цивильных туалетов и умывальников с зеркалами. Он вспомнил невольно родной дом, вспомнил квартиру на втором этаже… Да, было в его жизни то, что люди называют «удобствами», когда это было… В зеркале умывальника Адам увидел хотя и молодого, но очень бедно одетого человека, в серой латаной рубашке – чистое осталось на линейке Воробья. В туалете и умывальнике также было очень чисто. «Какой чистюля, – подумал Адам о Семечкине, – молодец!» Он провел в туалетной комнате минут пять, не меньше, а когда выходил, увидел женскую руку, притягивающую за собой входную дверь.
– Прошу за мной, – сказал Семечкин, выходя из-за своего роскошного стола, за которым, возможно, сиживал сам предводитель уездного дворянства.
В другой стороне кабинета, оказывается, была еще одна дверь, которую Адам не заметил. Они вошли в маленькую продолговатую комнату, в которой уже был накрыт стол на две персоны. О том, что всех работающих на комбикормовом заводе кормят обедом, знал не то что весь поселок, а вся область. Знал Адам и о том, что у завода два подсобных хозяйства – одно при колхозе Воробья, а второе – при другом поселковом колхозе «Красный Октябрь», и они как бы соревнуются друг с дружкой.
– Я обычно обедаю в общей столовой, но там поговорить не дадут. И выпить. – Семечкин впервые улыбнулся, отчего лицо его стало гораздо моложе.
Адам отметил, что на столе не бражка, а настоящая бутылка водки, запечатанная сургучом.
Семечкин ловко откупорил бутылку, налил стограммовые граненые стопки.
– За знакомство, под борщик!
Они чокнулись и выпили.
Адам обратил внимание, что Семечкин ест борщ так же, как и он, не хлюпая, тихо, аккуратно. Борщ был отменный –
– И рабочих таким кормите?
– А как же – все из одного котла.
От выпитой водки в голове у Адама чуть помутилось, комнатка поплыла перед глазами, и Семечкин показался ему добрым, всемогущим великаном, который что-что, а уж его, Адама, судьбу изменит в корне.
– Я первый раз ассистировал при операции, а с детства мечтал. У меня дед был хирург, с самим Пироговым Николаем Ивановичем работал в оборону Севастополя [45] . Я в семнадцатом году даже поступил у нас дома, в Ростове-на-Дону, в Варшавский русский университет, на медицинское отделение.
45
Речь идет об обороне Севастополя 1854 года.
Адам чуть не поперхнулся, но нашел в себе силы не проболтаться, что он сам выпускник Ростовского медицинского института [46] .
– А чего не кончили? – тупо спросил Адам.
– Да ты смеешься? Революция навалилась, Гражданская война, на Дальний Восток меня занесло. Отрядом командовал, молокосос. После ранения год провалялся, даже, считай, полтора. Очухался, поставили золотым прииском командовать. Потом кочевал по всей России с завода на завод, с фабрики на фабрику – номенклатура. А в начале сорок третьего сюда прислали. А вы спец! Фронтовой хирург? Недавно к нам?
46
Истоки возникновения медицинской школы на Дону берут начало в XX веке, когда в 1915 году на базе Варшавского русского университета создается медицинский факультет. В 1920 году состоялся первый выпуск 295 врачей. В 1930 году факультет преобразован в медицинский институт, а в последующем в Ростовский государственный медицинский институт. В 1980-м за заслуги в деле подготовки кадров не только для нашей страны, но и для более 60 стран Африки, Азии и Латинской Америки медицинский институт был награжден орденом Дружбы народов. В 1994 году преобразован в Ростовский государственный медицинский университет, который является крупнейшим базовым учебным, научным и лечебным центром на Юге России.
– Трудно сказать.
– Это как?
– Не помню. Почти три года, говорят, лежал, а сейчас пастухом у Воробья.
– Вы?! – Семечкин оглядел Адама с большим недоверием. – Вы ведь настоящий хирург, я сам видел.
– Может быть… это на автомате… руки помнят.
– Так вы что, не в памяти?
– Да, – соврал Адам, – иногда что-то мелькает…
– Мне это понятно, я сам долго валялся. Наверное, тяжелая контузия. Голова болит?
– Всегда.
– А сейчас?
– Нет. У меня здесь сестра, а теперь еще и жена. Я уже год как хожу.
– А у меня четыре дочки, все в Москве, кто выучился, кто учится, мы здесь с женой.
Выпили еще по стопке.
Помолчали.
Выпили по третьей.
– Ну что, значит, с сегодняшнего числа, 9 января 1946 года, зачисляетесь врачом медсанчасти.
– Не имею права. У меня документов нет.
– Документы сообразим. Память вернется, и сообразим. А в деле я видел вас сам, вплотную. Все. По рукам! – Семечкин встал и протянул Адаму руку.
– Врачом не имею права, если исполняющим обязанности фельдшера, на время его болезни, временно…
– Хорошо. Потом разберемся, по ходу.
Адам пожал протянутую ему теплую, сухую кисть руки, и ему почудилось, будто он шагнул в преисподнюю – даже серой на него пахнуло.