Том 7. Последние дни
Шрифт:
Действуют:
Пушкина.
Гончарова.
Воронцова.
Салтыкова.
Смотрительша.
Горничная девушка.
Битков.
Никита.
Дантес.
Шишкин.
Бенедиктов.
Кукольник.
Долгоруков.
Богомазов.
Салтыков.
Николай I.
Жуковский.
Геккерен.
Дубельт.
Бенкендорф.
Ракеев.
Пономарев.
Строганов.
Данзас.
Даль.
Студент.
Офицер.
Станционный
Тургенев.
Воронцов.
Филат.
Агафон.
Первый преображенец.
Второй преображенец.
Негр.
Камер-юнкер.
Василий Максимович.
Слуга.
Квартальный.
Жандармские офицеры.
Жандармы.
Полиция.
Группа студентов.
Толпа.
Действие происходит в конце января и в начале февраля 1837 года.
Действие первое
Вечер. Гостиная в квартире Александра Сергеевича Пушкина в Петербурге. Горят две свечи на стареньком фортепьяно и свечи в углу возле стоячих часов. Через открытую дверь виден камин и часть книжных полок в кабинете. Угли тлеют в камине кабинета и в камине гостиной. Александра Николаевна Гончарова сидит за фортепьяно, а часовой мастер Битков с инструментами стоит у часов. Часы под руками Биткова то бьют, то играют. Гончарова тихо наигрывает на фортепьяно и напевает. За окном слышна вьюга.
Гончарова (напевает). «…И печальна и темна… Что же ты, моя старушка, приумолкла у окна… Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя… То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя…»
Битков. Какая чудная песня! Сегодня я чинил тоже у Прачешного мосту, на мосту иду, господи… крутит, вертит! И в глаза, и в уши!.. (Пауза.) Дозвольте узнать, это кто же такую песню сочинил?
Гончарова. Александр Сергеевич.
Битков. Скажите! Ловко. Воет в трубе, истинный бог, как дитя. Прекрасное сочинение.
Донесся дверной колокольчик. Входит Никита.
Никита.
Гончарова. Какой Шишкин?
Никита. Шишкин, подполковник.
Гончарова. Зачем так поздно? Скажи, что принять не могу.
Никита. Да ведь как же, Александра Николаевна, его не принять?
Гончарова. Ах ты, боже мой, вспомнила!.. Проси сюда.
Никита. Слушаю. (Идет к дверям.) Ах, неволя… ах, разорение… (Уходит.)
Пауза.
Шишкин (входя). Покорнейше прошу извинить, очки запотели. Имею честь рекомендовать себя: подполковник в отставке, Алексей Петров Шишкин. Простите великодушно, что потревожил. Погода-то, а? Хозяин собаку на улицу не выгонит. Да что же поделаешь? А с кем имею честь говорить?
Гончарова. Я сестра Натальи Николаевны.
Шишкин. Ах, наслышан. Чрезвычайно рад нашему знакомству, мадемуазель.
Гончарова. Veuillez-vous s’asseoir, monsieur. [10]
Шишкин. Парле рюс, мадемуазель. Благодарствуйте. (Садится.) Погодка-то, говорю, а?
Гончарова. Да, метель.
Шишкин. Могу ли видеть господина камер-юнкера?
10
Прошу вас, садитесь (фр.)
Гончарова. Очень сожалею, но Александра Сергеевича нет дома.
Шишкин. А супругу ихнюю?
Гончарова. И Наталья Николаевна в гостях.
Шишкин. Ах, ведь этакая незадача. Ведь это что же, никак не застанешь.
Гончарова. Вы не извольте беспокоиться, я могу переговорить с вами.
Шишкин. Мне бы самого господина камер-юнкера.
Гончарова. Ну, слушаю, слушаю.
Шишкин. Дельце-то простое. В разные сроки времени господином Пушкиным взято у меня под залог турецких шалей, жемчуга и серебра двенадцать с половиной тысяч ассигнациями.
Гончарова. Я знаю…
Шишкин. Двенадцать с половиной, как одна копеечка.
Гончарова. А вы не могли бы еще потерпеть?
Шишкин. С превеликим бы одолжением терпел, сударыня. И Христос терпел и нам велел. Но ведь и в наше положение надо входить. Ведь туловище-то прокормить надобно. А у меня сыновья, осмелюсь доложить, во флоте. Их поддерживать приходится. Приехал предупредить, сударыня, завтра продаю вещи. Персиянина нашел подходящего.