Том 8. Пьесы 1877-1881
Шрифт:
Юлия. Ничего этого не нужно.
Глафира Фирсовна. Греха боишься? Оно точно что грех.
Юлия. Да и не хорошо.
Глафира Фирсовна. Так вот тебе средство безгрешное: можно и за здравье, только свечку вверх ногами поставить: с другого конца зажечь. Как действует!
Юлия. Нет, уж вы оставьте! Зачем же!
Глафира Фирсовна. А лучше-то всего, вот наш тебе совет: брось-ка ты его сама, пока он тебя не бросил.
Юлия.
Глафира Фирсовна. Потому как нам, родственным людям, сраму от тебя переносить не хочется. Послушай-ка, что все родные и знакомые говорят.
Юлия. Да что им до меня! Я никого не трогаю, я совершеннолетняя.
Глафира Фирсовна. А то, что нигде показаться нельзя, везде спросы да насмешки: «Что ваша Юленька? Как ваша Юленька?» Вот посмотри, как Флор Федулыч расстроен через тебя.
Юлия. И Флор Федулыч?
Глафира Фирсовна. Я его недавно видела, он сам хотел быть у тебя сегодня.
Юлия. Ай, стыд какой! Зачем это он? Такой почтенный старик.
Глафира Фирсовна. Сама себя довела.
Юлия. Я его не приму. Как я стану с ним разговаривать? С стыда сгоришь.
Глафира Фирсовна. Да ты не очень бойся-то. Он хоть строг, а до вас, молодых баб, довольно-таки снисходителен. Человек одинокий, детей нет, денег двенадцать миллионов.
Юлия. Что это, тетенька, уж больно много.
Глафира Фирсовна. Я так, на счастье говорю, не пугайся, мои миллионы маленькие. А только много, очень много, страсть сколько деньжищев! Чужая душа — потемки, кто знает, кому он деньги-то оставит, вот все родные-то перед ним и раболепствуют. И тебе тоже его огорчать-то бы не надо.
Юлия. Какая я ему родня! Седьмая вода на киселе, да и то по муже.
Глафира Фирсовна. Захочешь, так родней родни будешь.
Юлия. Я этого не понимаю, тетенька, и не желаю понимать.
Глафира Фирсовна. Очень просто: исполняй всякое желание его, всякий каприз, так он еще при жизни тебя озолотит.
Юлия. Надо знать, какие у него капризы-то! Другие капризы и за ваши двенадцать миллионов исполнять не согласишься.
Глафира Фирсовна. Капризные старики кому милы, конечно. Да старик-то он у нас чудной, сам стар, а капризы у него молодые. А ты разве забыла, что он твоему мужу был первый друг и благодетель. Твой муж пред смертью приказывал ему, чтоб он тебя не забывал, чтоб помогал тебе и советом и делом и был тебе вместо отца.
Юлия. Так не я забыла-то, а он. После смерти мужа я его только один раз и видела.
Глафира Фирсовна. Можно ль с него требовать? Мало ль у него делов-то без тебя! У него все это время мысли были заняты другим. Сирота у него была на попечении, красавица, получше тебя гораздо; а вот теперь он отдал ее замуж, мысли-то у него и освободились, и об тебе вспомнил, и до тебя очередь дошла.
Юлия. Очень я благодарна Флору Федулычу, только я никаких себе попечителей не желаю, и напрасно он себя беспокоит.
Глафира Фирсовна. Не отталкивай родню, не отталкивай! Проживешься до нитки, куда денешься? К нам же прибежишь.
Юлия. Ни к кому я не пойду, гордость моя не позволит, да мне и незачем. Что вы мне бедность пророчите? Я не маленькая: и сама собою и своими деньгами я распорядиться сумею.
Глафира Фирсовна. А я другие разговоры слышала.
Юлия. Нечего про меня слышать. Конечно, от сплетен не убережешься, про всех говорят, особенно прислуга; так хорошему человеку, солидному, стыдно таким вздором заниматься.
Глафира Фирсовна. Вот так! Сказала, как отрезала. Так и знать будем.
Входит Михевна.
Юлия, Глафира Фирсовна и Михевна.
Михевна. Чай готов, не прикажете ли?
Глафира Фирсовна. Нет, чай, бог с ним! Вот чудо-то со мной, вот послушай! Как вот этот час настанет, и начинает меня на съестное позывать. И с чего это сталось?
Юлия. Так можно подать.
Глафира Фирсовна. Зачем подавать? У тебя ведь, я чай, есть такой шкапчик, где все это соблюдается — и пропустить можно маленькую и закусить! Я не спесива: мне огурец — так огурец, пирог — так пирог.
Юлия. Есть, тетенька, как не быть!
Глафира Фирсовна. Вот мы к нему и пристроимся. Перекушу я малым делом, да уж и пора мне. Засиделась я у тебя, а мне еще через всю Москву шествовать.
Юлия. Неужели такую даль пешком? Тетенька, если вы не обидитесь, я бы предложила вам на извозчика. (Вынимает рублевую бумажку.)А то лошадь заложить?
Глафира Фирсовна. Не обижусь. От другого обижусь, а от тебя нет, не обижусь, от тебя возьму. (Берет бумажку.)Когда тут лошадь закладывать!
Юлия и Глафира Фирсовна уходят в дверь направо, Михевна идет за ними. Звонок.
Михевна, потом Дергачев.
Михевна. Ну, уж это Вадим Григорьич, по звонку слышу. (Идетк двери, навстречу ей Дергачев.)Ох, чтоб тебя!