Том II: Отряд
Шрифт:
Она в отчаянии оглядела светлый небольшой зал, блестящие одежды и латы советников, уставленный едой стол на белоснежной, выбеленной на солнце скатерти.
— Когда я создала оленя… — Флориан рассматривала свои оттертые дочиста ладони, словно ожидая увидеть на них кровь, — это повредило Годфри.
Аш встретила ее взгляд, увидела там что-то, очень похожее на самообвинение.
— Думаю, он оправится.
— Тогда, может, это повредило и Дикие Машины? Уничтожило их?
— Может быть. Но я бы на это не рассчитывала.
Роберт Ансельм проворчал:
— Нам очень, очень повезло, если они хотя бы повреждены…
Анжелотти, осторожно подбирая слова, подхватил:
— …Если то, что произошло на охоте, когда им помешали совершить чудо, повредило их… итак, если они повреждены, мадонна… они могут оправиться завтра. Или через пятьдесят лет. Или, если счастье окажется на нашей стороне — никогда.
Флориан вопросительно взглянула на нее. Аш покачала головой.
— Годфри сказал, он слышит «молчание, но не пустоту». Да и мне не верится, что с ними покончено. Кто знает, почему они молчат? Нам надо действовать так, словно мы ожидаем услышать их уже завтра.
Флора, измотанная двумя сутками подготовки к похоронам, недосыпом и этикетом бургундского двора, казалась подавленной. Она вздохнула, вертя на пальце золотое кольцо, и взглянула на Аш. С таким же лицом смотрела на нее Флора, стоя в лесу, вся в крови оленя, ошеломленная свалившимся на нее несомненным знанием.
— Мы бы услышали, — спросила она, — если бы за границами Бургундии уже два дня восходило солнце? Сколько отсюда до Оксона?
— Вот дерьмо! — досадливый рык Ансельма привлек к ним удивленные взгляды собравшихся в противоположном конце зала вельмож.
— Да, это ты точно заметил! Эвен. Зараза, Эвен Хью. — Аш пояснила Флоре: — Он побывал в их лагере. Принес кучу сплетен. Такая новость в четверть часа стала бы известна последнему серву!
Аш передернула плечами. Приржавевшие пластины лат заскрипели.
— Ладно, я тупица. Если бы это случилось, готам было бы не до того, чтоб меня подслушивать, они бы использовали каменного голема, чтобы сообщить Фарис! А Годфри сказал бы мне. Если б над христианским миром светило солнце, мы бы уже знали. Там темно, и значит, Дикие Машины никуда не делись.
— Или так, и они просто молчат, — заметила Флора, — или темнота продолжается и без их участия.
— Лучше уж первое, — мрачно проговорила Аш. — Во втором случае будущий год мы встретим в аду.
— Итак, ничего не изменилось. Что бы ты ни услышала от Диких Машин.
— Да я их и не слышу!
Анжелотти с удивительным изяществом принялся загибать прокопченные порохом пальцы:
— Герцога нет. Может, есть герцогиня. По-прежнему темно. Штурма все нет. И никакой угрозы со стороны Ferae Natura Machinae. Если в этом и есть какая-то система, мадонна, я не способен ее уловить.
Аш забыла
— У них может быть причина хранить молчание. Возможно, они скрывают повреждения. Откуда нам знать? Вот чего я терпеть не могу, — поморщилась она. — Принимать решения при недостатке информации. А решать все равно надо.
Она вздохнула.
— Мы должны обеспечить безопасность Флориан. Это в первую очередь. Что там с Бургундией, с этим клятым герцогством, не знаю, но что именно Флориан остановила Дикие Машины, это точно… — она осеклась. — Разве что уже нет нужды…
Флориан разгладила складки платья длинными безупречно чистыми пальцами. Тонкая вуаль не скрывала ее лица, наоборот, придавала ему особую выразительность.
— Там, в пустыне, — сказала она.
— Что?
— Ты заставила их говорить с тобой. Ты мне рассказывала.
Анжелотти кивнул. Роберт Ансельм оскалился, словно готов был зарычать.
— Так сделай это еще раз, — предложила Флориан. — Узнай. Я должна знать наверняка. Действительно ли я заменила Карла? Я ли им мешаю? Действительно ли я охраняю реальность от чего-то ?
— Я пробовала перед охотой… они научились скрывать от меня свои мысли. — Аш помедлила. — Но все-таки… они говорили со мной.
«Если стану раздумывать, мне не захочется этого делать».
В памяти вспыхнула картина: лицо амира Леофрика, когда она вытягивала слова из каменного голема; пронзительный холод песка пустыни, на который она упала лицом, впервые в жизни попытавшись сделать больше, чем просто услышать. Когда она в короткое мгновение выжала из Диких Машин знание.
Она собралась. Это не так просто: не открыться, позволив голосам вливаться в послушный разум, но создать в себе тягу, пустоту, которая стремится быть наполненной.
Она закрыла глаза, отстранила зал в башне, Флориан, Ансельма, Анжелотти; направила слова сквозь и за пределы каменного голема, за сотни лиг, в Карфаген.
— Давайте, булыжники долбанные!
И вслушалась.
Слабый звук в одиночестве души, неохотный шепот, сквозь боль Годфри. Голос, хор голосов, звучащий впервые с той минуты, как убитый олень свалился наземь.
— СТРОЙ ПЛАНЫ, ПОКА ЕСТЬ ВРЕМЯ, МАЛАЯ ТВАРЬ ЗЕМНАЯ. МЫ ЕЩЕ НЕ ПОВЕРЖЕНЫ!
Она прижималась щекой к стене. Какой холодный камень…
— Дайте-ка, босс, я…
Шевельнувшись, она увидела Рикарда. Парень тянул у нее из руки салад. Аш разжала пальцы. Выпрямилась со вздохом и повернулась, позволив ему отвинтить болты наплечников и снять ржавое железо. Рикард засунул пластины подмышку, неловко расстегнул пряжку пояса и, не сводя с нее встревоженного взгляда, снял ножны с мечом.