Том II: Отряд
Шрифт:
— Нет, я с тобой — потом вперед…
— Томас! — просигналила Аш. — Давай отсылай их. По одному. Сначала на север, потом через лес свернуть на запад.
Солдаты согласно кивнули, неуклюже развернули коней на склонах, поросших увядшим вереском и высохшим золотарником; и, пришпорив их, вернулись в кавалерию отряда. Она выждала несколько секунд, пока они заговорили с командирами копьеносцев.
— Флориан, — она проверила, где ее знамя, увидела, что хвост бегущей толпы исчезает в лесу, заросшем остролистом, грабами и дубами; а штандарт визиготов не виден, остался где-то сзади, на опушке. — Давай, двигай
Хирург ее не слушала:
— Они возвращаются!
Толпа пеших и конных возвращалась. Пара гончих рвалась в сторону с поводков, их собачники бежали слишком быстро по очень неровной лесной земле.
Аш снесли в сторону, в заросли остролиста, и она переместила тяжесть тела вперед и тронула поводья.
Светлый гнедой повернул. Аш снова откинулась на спинку седла, детали набедренников лат скрипнули друг о друга, и она развернула лошадь. Теперь рядом с ней из знакомых был только сержант Рочестера и знамя, находившийся в одном-двух ярдах сбоку, а все всадники и пешие вокруг нее — чужие. Она рискнула взглянуть направо — и увидела вдалеке спины в форме Льва, въезжающие в густые заросли, — и бросила еще один взгляд назад.
Прямо позади нее оказались два всадника в тяжелых кольчугах из панцирных пластинок, отсвечивающих в лучах солнца, косо падающих между деревьями; где-то позади них в ветвях запутался визиготский штандарт, и там же бежало около полусотни пеших рабов с копьями.
— Им не положено быть здесь! — проговорил кто-то сквозь зубы справа от Аш. Развернувшись в седле, Аш увидела совсем рядом дамскую лошадь Джин Шалон.
— Да и вам тут нечего делать! — добавила дама, правда, не враждебно, но неодобрительно.
Теперь в толпе не было видно ни сестры-настоятельницы, ни Флоры. Аш крепко натянула поводья, а мерин вытаращил глаза и стучал копытами по склону, опускающемуся впереди него.
— Будем надеяться, что охота не будет возвращаться по этой дороге! — Аш улыбнулась миссис Шалон и большим пальцем указала ей на рабов, мчащихся мимо них через вереск и пни деревьев. — Что будет с Бургундией, если оленя убьет визигот?
— Они права не имеют, — Джин Шалон еще больше поджала губы. — Впрочем, как и вы, в ваших жилах нет ни капли бургундской крови! Это вам ничего не даст — никакого титула герцога!
Аш сдержала гнедого. По безлистным деревьям бежали струйки черной воды. Бледное солнце с неба бросало бледный свет на верхние ветви. Впереди мужчины в рейтузах, грязных по бедра, и женщины, подоткнувшие назад юбки с почерневшими от грязи подолами, терпеливо ждали своей очереди, чтобы перебраться через ручеек. Аш еще выше задрала забрало шлема.
Ей прямо в нос ударил сильный запах конского пота — мерин вспотел, беспокойно передвигаясь в толпе людей, — и запах древесного дыма, от дальних костров, и зловоние, исходящее от людей, не часто моющихся и работающих на открытом воздухе: бесспорный запах застарелого пота. На глазах у нее выступили слезы, она встряхнула головой, в глазах у нее помутилось, и она подумала: «Почему? Что со мной?..»
О чем это мне напомнило?
В памяти всплыла картина: старый лес, который лето за летом становился серебряным и высыхал.
Это какой-то лагерь. Во рту Аш ощутила на миг вдруг знакомый вкус: максимально разбавленный напиток из сброженного одуванчика и цветков бузины, до такой степени разбавлен, чтобы ребенку было не опасно пить. Она вспомнила, как сидела на ступеньках фургона. Большая Изобель — сама еще ребенок тогда, но постарше, — держит ее на колене; а дитя Аш выворачивается, чтобы слезть, убежать за ветром, колышащим траву между рядами палаток.
Запах готовящейся на кострах еды; запах пота от вернувшихся с тренировки мужчин; запах шерсти и льна после того, как их выбили валками на речном берегу и повесили на просушку на открытом воздухе.
«Назад хочу, — подумала она. Не хочу я отвечать за все это; просто хочу жить, как жила раньше. В ожидании дня, когда вместо тренировок начнется настоящая война и пройдет всякий страх».
— Вперед!
Где-то впереди послышался лай собак. Толпа кинулась вперед, через ручей, разбрызгивая воду. Исчезли ее сержант и знамя. Выругавшись, Аш отстегнула под подбородком пряжку и закинула шлем за спину. Сдвинула остриженные волосы с уха назад и, наклонив голову, прислушалась.
Между деревьями раздавалось отраженное от деревьев эхо лая собак.
Это не за запахом — или они его снова потеряли, — но оказалось, что она говорит в пустоту: мадам Шалон тоже исчезла в толпе.
По обе стороны от нее бежали рабы визиготов: практически на каждом был один шлем и темная льняная туника, они неслись босиком по лесной земле, ноги уже были сбиты в кровь. У нее мурашки пробежали по спине. Она не осмеливалась взяться за эфес меча. Сидела с обнаженной головой, ожидая, насторожив уши, когда холодный ветер донесет звук тетивы…
— Христос Зеленый! — сказал голос у ее стремени.
Аш посмотрела вниз. Рядом с ней остановился визигот в круглом стальном шлеме с стержнем вдоль носа, в грязной руке небрежно держит аркебузу; он смотрел на нее, подняв голову. Судя по сапогам и кольчужной рубахе — свободнорожденный; по худому, обветренному лицу видно, что среднего возраста.
— Аш, — сказал он, — девочка, Бог мой, они же говорили о тебе.
В бегущей толпе оба они не бросались в глаза: мерин Аш попятился в укрытие под березу, на которой несколько последних бурых листьев еще скорчились как коконы на сучках; верховой визигот-офицер был слишком занят — пытался построить своих людей в каком-нибудь порядке и заставить их освободить путь собакам.
Аш, насторожившись, сознавая, что доспех ее защищает, запихнула шлем подмышку и смотрела сверху вниз с высокого седла:
— Ты из рабов Леофрика? Я встречалась с тобой в Карфагене? Ты друг Леовигилда или Виоланты?
— А что, я похож на чертова визигота? — в грубом голосе прозвучала обида и насмешка. Он заткнул аркебузу под мышку и поднял руки, снял шлем. Длинные локоны белых волос висели вдоль лица, бахромой обрамляли лысину, занимавшую почти всю макушку, и он рукой со вздувшимися венами отбросил назад свои желто-белые волосы. — Христос Зеленый! Девочка! Ты меня не помнишь.