Томагавки кардинала
Шрифт:
Люди, собравшиеся в ратуше Нуво-Руана, печально склонили головы. «Сегодня он, а завтра я» — думали многие из них, стараясь, чтобы эта мысль не слишком отчётливо читалась на их лицах.
— Думаю, — начал Жан Адамо, когда минута скорби истекла, — что к ирокезам надо послать Шамплена. Его род, да и он сам, пользуется у этих дикарей уважением — к стенам взбунтовавшейся Бастони они явились по первому его зову. Огюст сможет убедить ирокезов встать под знамена Семи Свободных Провинций. [31]
31
Сильвания,
— Штатов, — вкрадчиво поправил его «духовный отец» Бюжо, «человек-без-имени», некогда состоявший советником при маркизе де Монткальме, — мы свободные американцы, а не голландцы.
— Да, да, вы правы. Но что там за шум?
Члены Конгресса задвигались в креслах, и тут в ратушу быстрыми шагами вошёл, почти вбежал человек в запылённой охотничьей куртке и высоких сапогах со шпорами.
— Победа! — закричал он с порога. — Победа!
11 июня 1777 года объединённые войска Огюста Шамплена и Генри Клинтона на реке Потомак нанесли поражении армии Жан-Батиста Донасьен де Вимер Рошамбо. Победу принесло сочетание тактики рассыпного строя стрелков-охотников, незаменимой в лесистой и пересечённой местности, и тактики сомкнутых каре английских батальонов, непобедимой на равнине. Потери повстанцев были велики, но их армия после сражения не уменьшилась, а увеличилась — к ней присоединилось многотысячное ополчение обеих Луизиан.
Хорошие вести ходят друг за другом — как стало известно позже, в то же день Родней основательно потрепал французский флот в бою у острова Доминик, и морская блокада была прорвана.
Вскоре после своего триумфального возвращения в Нуво-Руан Шамплен побывал в самом крупном селении — в «столице» ирокезов — на берегу Онтарио, и в результате долгих переговоров ему, используя славу имени своего рода среди индейцев, удалось привлечь на сторону восставших колоний мохоков. Онондага, сенека и кайюга остались нейтральными — их вожди не могли понять, почему воля верховного сашема франков, живущего за Великой Солёной Водой, больше не является законом для всех франков, и почему теперь одни франки стреляют в других, стоя плечом к плечу с ненавистными прежде инглизами.
В столице ходеносауни Огюст Шамплен не задержался. И будучи там, он даже не вспомнил об одной индейской девушке, семь лет назад одарившей его любовью на берегу лесного ручья, — голова главнокомандующего повстанческой армии была занята важными государственными делами.
Чаши весов качнулись в пользу американских инсургентов.
1778 год
По улицам Санкт-Петербурга металась стылая позёмка.
Лёгкий возок, запряженный парой лошадей, скользил по заснеженному Невскому проспекту, направляясь к Зимнему дворцу. Маркиз де Жюинье, французский посланник при дворе русской императрицы, сидел нахохлившись и спрятав нос в меховой воротник шубы. Ему не нравился холод этой варварской страны — то ли дело солнце Шампани или Прованса, — но господин посланник был верным слугой своего короля и ехал к Екатерине II по делу чрезвычайной важности.
Его племянник шевалье де Корберон, секретарь французского посольства, в отличие от своего дядюшки, не слишком страдал от холода. Молодой барон шустро вертел головой, провожая взглядами встречных барышень и пытаясь оценить стройность их фигур, скрытых мешковатой зимней одеждой. «Здешние балы по блеску не уступают балам
Французов встретили у парадного подъезда дворца и незамедлительно препроводили в кабинет императрицы. Екатерина сидела за столиком, заваленным бумагами и украшенным пером и чернильницей — аудиенция предполагалась деловая.
«Государственного ума женщина» — подумал де Жюинье.
«А она всё ещё привлекательна» — подумал де Коберон.
«Экий ты бычок» — подумала Екатерина, оценив внушительную вздутость его лосин.
После положенного этикетом обмена любезностями на французском языке стороны перешли к делу — русская императрица ценила время и не желала тратить его попусту.
— В американских владениях моего короля беспорядки, — сообщил де Жюинье.
— Сие мне известно, — кивнула императрица. — Мятежники доставляют вам немало беспокойства, не так ли?
— Хуже, ваше величество, — господин посланник состроил кислую мину. — Они не признают более власти короля и намерены отделиться и жить по своему усмотрению.
— Печально, — согласилась Екатерина и спросила напрямик: — А я-то тут при чём?
— Его величеству Людовику XVI, — де Жюинье подбирал слова, сознавая важность момента, — хотелось бы, чтобы ваше величество сочло возможным оказать Франции военную помощь. Проше говоря, — пояснил маркиз, плюнув на дипломатические изыски, — не сможете ли вы послать в Америку своих солдат?
«Вот как! — мысленно ахнула Екатерина, бросив быстрый взгляд на шевельнувшуюся портьеру, скрывавшую дальний угол кабинета. — Ай да король Людовикус — моих солдат ему подавай!».
— Подумайте, ваше императорское величество, — продолжал посол Франции, — эти проклятые бунтовщики злоумышленно покусились на божественное право королей — он не признают власти своего монарха! Опасный прецедент, ваше величество, — что бы вы делали, если бы Сибирь вздумала вдруг стать самостоятельной, отделившись от прочей части вашей империи стеной Уральских гор? С бунтовщиками следует поступать без пощады!
— Я знаю, как надобно поступать с бунтовщиками, — холодно заметила императрица, — был тут у меня недавно один такой, мужем моим покойным нарёкся… Хорошо, господин посланник, я обдумаю ваши слова — такие дела с кондачка не решаются. Мой ответ вы получите. А пока — не смею вас более задерживать.
Оставшись одна, Екатерина какое-то время сидела неподвижно, напряжённо о чём-то думая, потом повернула голову и сказала негромко:
— Выходи, Григорий Александрович, да садись — в ногах правды нет.
Портьера отдёрнулась. Потёмкин, запахнув парчовый халат, опустился в кресло.
— Слышал?
— Слыхал.
— Что скажешь?
— А послать его подальше, короля французского, — Потёмкин зевнул, обнажив крепкие белые зубы. — Ещё чего не хватало — наших солдат ему подавай! Они нам самим пригодятся.
— А я вот думаю, Гришенька, надо послать русских солдат в Америку.
— Это ещё зачем? — Фаворит недоуменно воззрился на свою царственную подругу. — Что-то я тебя не понимаю…
— А затем, cher ami, что коготок туда неплохо бы запустить — в Америку. Чую, земля эта в будущем большое значение иметь будет — негоже нам в стороне оставаться. Не мясо пушечное продадим мы Людовику, а экспедицию направим, да ещё за чужой счёт! Платы я с брата моего августейшего не потребую — пусть только кормит наше войско и снабжает его, а кое-какие инструкции командиру я пропишу. А ты озаботься подобрать человека толкового для этого дела.