Томас Мюнцер
Шрифт:
Он весь горел. Иоганн поежился: «Помилуй, господи!»
— Безбожных правителей, и особенно попов и монахов, которые называют борьбу за подлинное Евангелие ересью и все же выдают себя за примерных христиан, надо убить!
Князья, коль они не на словах, а на деле признают Христа, должны способствовать искоренению нечестивых. Это не просьба — это требование. Если они ему не последуют, то лишатся власти — меч будет у них отобран!
Герцог сидел, опустив голову. Его подавленное настроение передалось и Брюкку. Курпринц зло покусывал губы. Когда Иоганн встал и обернулся, все заметили его растерянность.
Никто из присутствовавших
Издать проповедь? Князья выслушали ее до конца и не выразили своего несогласия. Брюкк не стал возражать. Пусть печатает, но только он должен пообещать — и обязательно в письменной форме, — что впредь будет представлять все свои сочинения на цензуру в Веймар.
А что касается его учения, канцлер развел руками, то герцог не считает себя достаточно сведущим в богословии, чтобы судить, сколь соответствует евангельской истине призывы изничтожать безбожных. Поэтому он желает, чтобы магистр Мюнцер изложил свои взгляды в Виттенберге, перед профессорами теологии.
А. Дюрер. Крестьяне на рынке.
Иост Амман. Красильщик.
Перед этими заядлыми книжниками и только перед ними? Мюнцер решительно отказался. Опять ему навязывают диспут в закутке. Он, конечно, готов защищать свое учение, но лишь всенародно. Надо созвать на диспут и католиков, и турок, и язычников. Он ставит это непременным условием. Если Иоганн действительно жаждет выяснить правду, то пусть всех их соберет.
Он никогда не угодничал перед правителями. Даже обещание присылать свои работы на цензуру звучало не особенно смиренно: «Меня порадует, если вы позволите выходить моим книгам в свет, если же воспрепятствуете, то я препоручу это воле божьей».
Герцог Иоганн не задержался в Альштедте. Препротивнейший городишко! Дерзкие мастеровые, с великой неохотой снимающие шапки, и Мюнцер, то ли безумец, помешавшийся на борьбе с нечестивыми, то ли новый Даниил, которому открыто грядущее.
Вереница всадников проехала по узеньким улицам — разодетые герольды, важные советники, надменные рыцари, ленивые ландскнехты. Шоссер провожал герцога далеко за городские ворота.
В типографии Ганс Рейхард торопливо набирал «Проповедь перед князьями».
Вокруг Альштедта уже целый год продолжались гонения на людей, посещавших проповеди Мюнцера. Они усилились, когда стало известно об альштедтских беспорядках и о создании какого-то союза. Теперь от запретов и угроз власти перешли к крайним мерам: сторонников Мюнцера начали бросать в темницы, мучить, подвергать штрафам. От них требовали, чтобы они клялись не ходить больше на сатанинские сборища. Кое-кто заколебался: кому охота терять имущество и гнить в вонючих подвалах. Власти особенно свирепствовали в Зангерхаузене.
Мюнцера очень встревожили эти события. Надо было внушить людям мужество: они ведь не одиноки, повсюду множатся ряды «избранных». Он писал им, что создано уже больше тридцати союзов. Во всех концах страны скоро начнется игра! Нам ли падать духом? Это удел тиранов — они будут вырваны
Властям Зангерхаузена Мюнцер послал письмо, полное угроз. Да, он говорил, что не даст спуску врагам, и намерен их перебить. Он не остановится, пока они не будут повержены, даже если они и очень важные птицы. «Говорю вам со всей серьезностью, если вы не одумаетесь, то я больше не стану удерживать людей, которые хотят взять вас в работу».
В Альштедте появились жители Зангерхаузена, бежавшие от преследований. Они рассказали, что темница переполнена. Не все проявляют достаточную стойкость. Одни упрямо отказываются вносить штраф, а другие готовы подчиниться. Сейчас начальники пошли на хитрость; многим они предлагают свободу при условии, что те, заплатив штраф, поклянутся никогда больше не слушать еретиков. Узники спрашивают брата Томаса, как им поступать. Можно ли платить штраф и давать требуемое обещание?
Его глубоко взволновали беды гонимых братьев, отвечал Мюнцер, но он гордится теми, кто предпочитает быть в оковах, чем пресмыкаться перед безумствующими властителями. Если вы хотите сохранить незапятнанной вашу совесть, то научитесь бояться одного лишь бога — тогда вы устоите перед любым испытанием и одержите победу.
Он учил бесстрашию. Если человек осознал свою правоту, его ничто не напугает. Раз князьям не довольно налогов и они еще выжимают из вас штрафы, платите, платите черту все, что он хочет, но сохраните свободной вашу совесть. Ни в коем случае не подчиняйтесь приказам, запрещающим вам слушать правдивое слово, и никогда не давайте клятв, что отрекаетесь от него.
Кровопролития не избежать, и оно недалеко. Если кто не хочет отказаться от своего имущества во имя бога, то потеряет его ради дьявола. Князья, дворяне, попы и монахи поклоняются сатане. Тому, кто желает сражаться с турком, не надобно ходить далеко — враг здесь, в стране!
Говорите смело вашим господам: слово божье нельзя запрещать! Говорите это им прямо в глаза, ничего не бойтесь, не лицемерьте. Если вам причинят обиды, вы будете отмщены. Но если вы начнете притворяться и угодничать, то погубите себя. Расплата не за горами!
Письмо Мюнцера было тайком переправлено узникам зангерхаузенской тюрьмы.
В Альштедт приходили десятки людей, вынужденных покинуть родные места. Одни были изгнаны своими господами, другие спасались от преследований. Окружной начальник Зангерхаузена мог крутостью нрава потягаться с мансфельдским графом. Но обоих превзошел досель малоизвестный рыцарь Фридрих Вицлебен, владетель деревни Шеневерда, что лежала в трех часах ходьбы от Альштедта. Он решительно запретил своим людям шляться в город на проповеди и набираться бунтарского духа. Его приказу не подчинились. Тогда он, разъяренный непослушанием, задумал как следует проучить непокорных.
…Стоял погожий июльский день. Жители деревни занимались своими обычными делами: кто работал в поле, кто сидел за ткацким станком, кто хлопотал по хозяйству. Вдруг у околицы раздались выстрелы и тревожные крики. Война? Вторжение неприятеля? Набег разбойной шайки? Или выходки загулявших ландскнехтов?
По улице с обнаженными мечами бежали пехотинцы, а за ними на рослых лошадях трусили рейтары с пиками наперевес. Деревня была окружена. У крестьян вырвался вздох облегчения, когда человек в латах, отдававший команды, поднял забрало и они узнали в нем своего господина. Фридрих Вицлебен обожал военные потехи. Но что творится? Кнехты врываются в дома, избивают жителей, взламывают сундуки и лари. Вицлебен поклялся отменно наказать непослушных: он раз и навсегда отобьет у них охоту посещать сборища еретиков!