Томас Мюнцер
Шрифт:
Ударами и пинками людей сгоняли в кучу. Доблестный рыцарь брал в полон собственных подданных. Правда, ландскнехты были так поглощены грабежом, что кое-кому из крестьян удалось уйти огородами и добраться до леса. Не довольствуясь добычей, захваченной в избах, Вицлебен, враг еретиков и пылкий защитник веры, утащил и из церкви все наличные деньги.
Убежавшие побоялись возвращаться домой. Они ходили из деревни в деревню и проклинали своего господина, который обошелся с ними, как грабитель с большой дороги. Повсюду среди крестьян они находили сочувствие. Ненавистные дворяне превратили страну в сплошной разбойничий вертеп. Нет простому человеку
Беглецы направились в Альштедт. Там Мюнцер, он не даст их в обиду — ведь и пострадали они оттого, что остались ему верны.
На улице, недалеко от типографии, Томаса окружила толпа беженцев. Они были очень взволнованы. Перебивая друг друга, они напустились на Мюнцера с упреками:
— Что это за справедливость, если людей, которые готовы ради веры принять любые муки, совершенно безжалостно посылают под нож мясникам?
Томас опешил. Разве он когда-нибудь давал повод для таких обвинений? С трудом понял Мюнцер. что произошло. По городу разнесся слух, что все чужаки будут в ближайшие дни выданы своим господам. Встревоженные люди обратились к Рейхарду. Тот только что был в замке и должен все знать. А Рейхард разговаривал с ними надменно и грубо, словно княжий прихвостень. Томас был поражен: нет, он ничего не слышал!
Увидя Мюнцера среди обступивших его людей, Рейхард вышел из печатни. Томас встретил его гневным окриком:
— Так-то вы утешаете братьев, покинувших родные места ради верности Евангелию?! Неужели вы не можете понять, к чему все это приведет?
Рейхард оправдывался как только мог. Он не хотел никого обидеть. Он ничего не выдумал. Он лишь сослался на приказ шоссера. Если, велел Цейс, окружной старшина из Зангерхаузена будет настаивать на выдаче своих людей, то следует удовлетворить это требование. Мюнцер вспыхнул:
— Это было бы справедливо, если бы наши властители не выступали против истинной веры. Но теперь они действуют не только вопреки вере, но и вопреки естественному праву.
Толпа ответила Томасу гулом одобрения. Он продолжал резко и пылко:
— Следует заставить власти повсюду открыто признать, что их собрат из Шеневерды первым нарушил мир и стал грабителем собственных подданных!
Мюнцер едва владел собой:
— Раз господа поступают так, их надо передушить, как бешеных собак!
Шоссер отсиживался в замке и не высовывал на улицу носа. В один день Мюнцер направил ему два письма. Он подробно рассказал о случившемся и советовал, чтобы тот серьезно взвесил, какие последствия повлечет за собой враждебное отношение к беженцам. Их число растет и будет расти. Неужели он хочет заслужить благосклонность тиранов за счет стенаний и воплей этих горемык? Хватит угождать разным начальникам. «Их власти приходит конец, в скором времени власть будет передана простому народу!»
Немедленно должен шоссер сообщить князьям о преступлении Вицлебена. Этот архиразбойник подает пример и другим тиранам. Он сам вызывает народ на восстание. Князья обязаны его наказать. Если они этого не сделают, то мир будет нарушен. Народ окончательно изверится в своих правителях, а в этом кроется причина всякого смертоубийства. Пора им уже понять — настали новые времена. Или они дождутся, что волны поднявшейся бури захлестнут их с головой. Тот, кто жаждет крови, ею и упьется!
Цейс был очень напуган. Во втором письме Томас его успокаивал: он далек от мысли отдавать на расправу честных должностных
Черные сердца тиранов полны страха и трепета. Они чувствуют: близится переворот. Но ни один князь не желает помочь торжеству Евангелия, они думают лишь о том, как задавить праведных людей. Весь народ должен объединиться. Союз, к которому призывает Мюнцер, завещан самим господом: нечестивцы, обнажающие меч, от меча и погибнут! Медлить дальше нельзя. Каждый обязан честно сказать, готов ли он поддерживать союз, или намерен ему противиться.
На проповеди Мюнцера было очень много народа, альштедтцев и пришлых. Его речь то и дело прерывалась возгласами: «Кто не с нами, тот против нас!»
Мюнцер обратился и к членам магистрата. Еще не все из них поклялись на верность союзу. Не слишком ли долго они колеблются?
Всеобщее возбуждение, казалось, достигло предела. Присягайте! Присягайте! Рюккерт лез на самое видное место: он тоже всей душой за Евангелие. Кое-кто не прочь был и улизнуть, да боялся своих разгоряченных соседей. Не оставалось ничего иного, как, подняв руку, повторять слова присяги.
В это воскресенье сотни людей поклялись, не жалея живота, бороться с нечестивыми. Не дадим в обиду наших братьев! У многих было оружие. Воодушевление, вызванное речами Мюнцера, долго не ослабевало. Городок бурлил.
Со всех сторон гонцы приносили вести о расширении «Союза избранных». Тем с большим нетерпением ждал Томас письма от Карлштадта. Он возлагал на него столько надежд!
И вот ответ пришел. Карлштадт делал попытку обратить «заблудшего» на путь истинный. Мюнцер не должен сердиться, если это письмо придется ему не по вкусу, — «лучше получить раны от доброжелателя, чем лживые поцелуи — от врага». Некоторые взгляды Томаса он одобряет: например, его отношение к святым дарам. Что же касается стремлений Мюнцера, сколотив союз, уничтожить всех «безбожных», то он осуждает это самым резким образом. Он не намерен исполнять его просьбы и писать в Шнеберг и другие места. «Такие союзы находятся в страшнейшем противоречии с волей божьей». Создавать их — значит вводить людей в заблуждение.
«Я хочу, — продолжал брат Андреас, — чтобы ты и те, кто с тобой заодно, отказались от тайных происков и рассылки подобного рода воззваний. Они преисполнили наших людей здесь страхом перед великой бедой. Я удивляюсь такой твоей дерзости и испытываю к ней отвращение».
Тяжело потерять на поле брани соратника, но еще тяжелей увидеть, как человек, которого ты считал единомышленником, в час, когда обнажают мечи, торопится тебя оставить.
Каждый держится тех идей, которые ему ближе. Один ползает на брюхе перед властителями и видит в этом служение богу. Другой с оглядкой поругивает существующее неустройство, а когда приходит время засучивать рукава, прячется в кусты и уверяет простаков, что пуще всего надо остерегаться насилия. А третий, третий знает, что только борьба может сделать из раба человека. Бессловесный «раб божий» должен стать «воителем божьим» — борцом за общее благо. Не кровожадность, а подлинная любовь к людям руководит теми, кто осознал необходимость насильственного ниспровержения угнетателей. Тираны или сохранят свою власть, или потеряют ее в результате переворота. Иного не дано.