Томас Торквемада (“Великий Инквизитор”). Его жизнь и деятельность в связи с историей инквизиции
Шрифт:
Это покаяние продолжалось от трех до семи лет, смотря по важности преступления, и было самою легкою карой.
В период второй инквизиции примирение с церковью совершалось во время аутодафе. Аутодафе – религиозное действие, дело веры – бывали частные и общие. Первые совершались по мере надобности несколько раз в год, предпочтительно постом; вторые – по случаю важных событий в государственной жизни, восшествия на престол нового государя, рождения инфанта и проч. За месяц до торжества члены трибунала со знаменем впереди отправлялись на главную площадь и объявляли народу о дне аутодафе. То же делали герольды инквизиции при звуках труб и барабанов по всем улицам и площадям. По мере приближения назначенного срока начинались приготовления. На площади против королевского балкона, если предполагалось присутствие короля, возводился помост длиною в двадцать шагов. Сбоку, справа от балкона, строили амфитеатр в 25 или 30 ступеней, покрытый коврами, для членов инквизиции, с балдахином на верхней ступени для великого инквизитора. Слева другой такой же амфитеатр, но без всяких украшений, предназначался для осужденных. Посередине
Накануне торжества из церкви выходила процессия: впереди угольщики как цех, прикосновенный к правосудию инквизиции, – они поставляли дрова; за ними доминиканцы и стража. Дойдя до площади аутодафе, процессия останавливалась, на помосте водружались знамя инквизиции и зеленый крест, обвитый черным крепом. Затем кортеж удалялся, исключая доминиканцев, которые оставались на площади и до глубокой ночи пели псалмы. Рано утром площадь наполнялась народом. В 7 часов на королевском балконе появлялись король и королева, придворные чины и высшие представители духовенства. Церковный благовест возвещал о начале церемонии. Ее открывали сто угольщиков с пиками и мушкетами, за ними шли доминиканцы, предшествуемые крестом. За братьями-проповедниками несли знамя инквизиции. Оно было красного цвета, из дорогой материи; на одной его стороне был герб Испании, на другой – меч, окруженный лавровым венком, и фигура Доминика. Впрочем, в различных городах оно украшалось различно. После знамени инквизиции появлялись гранды Испании и офицеры трибунала, наконец – вереница осужденных по степеням наказания. Впереди выступали примиряемые с церковью. Они были босы, с непокрытыми головами. На них была одежда кающихся, так называемое санбенито, род льняного мешка с большим желтым крестом на груди и на спине. За примиряемыми следовали обреченные на бичевание и тюремное заключение. Но главный интерес для толпы представляли осужденные на сожжение. Это были упорные еретики и вторично впавшие в ересь. Измученные пытками и тюремным заключением, они шли со свечами в руках, в льняных санбенито, с бумажными колпаками на головах. У несчастных, пытавшихся протестовать и обличать инквизиторов, рот был завязан бычьим пузырем. Предсмертный костюм этой группы покрывали изображения дьяволов и пламени, направленного вверх. У признавшихся после пытки это пламя направлялось вниз, потому что эти жертвы сперва удавливались и потом сжигались. Около каждого осужденного на смерть находилось по два офицера и по два монаха. В этой же части процессия на высоких древках несли изображения бежавших от суда инквизиции или умерших в темницах, не дождавшись костра. Сжигали их изображение, символически, первых – во всяком случае, вторых – если таково было решение трибунала. Кости умерших находились тут же в деревянных ящиках около фигур осужденных и вместе с этими фигурами возлагались на костер. В хвосте процессии ехала кавалькада советников верховного совета, инквизиторов, духовенства и наконец великий инквизитор в фиолетовом облачении, окруженный стражей. Когда процессия достигала площади аутодафе и участники ее занимали назначенные им места, священник начинал обедню и доводил ее до евангелия. Затем великий инквизитор, надев митру, подходил к королевскому балкону и принимал от короля клятву покровительствовать инквизиции и помогать преследованию еретиков. Такую же клятву давали все присутствующие при церемонии. Начиналась проповедь...
“Если Бог веками терпит наши беззакония, – говорилось в одной из таких проповедей, – то люди вполне справедливо посвящают хотя один день, чтобы отомстить за поношения Бога. Святой трибунал являет сегодня свое усердие к славе Господа, и это место, покрытое преступниками, ожидающими наказания, – живое представление того, что мы увидим однажды в долине Иасафата. Как царь небесный и земной придет судить людей, окруженный своими силами (оратор выражался даже “грандами” для большого сходства) и все святые с ним, так мы видим на суде святой инквизиции величайшего из монархов света, его советников и всех грандов королевства. Когда евреи, читаем мы в святом писании, выбирали царя, они вручали ему вместе с короною книгу закона, и это означало, что тою же рукой, которою он принимал скипетр, он должен был принуждать своих подданных следовать предписаниям религии”... “Утверждать, – говорил далее оратор, – что люди свободны веровать по желанию и что не следует наказывать еретиков, значит утверждать, что не нужно наказывать грабеж, волшебство и смертоубийство... О ты, святейший трибунал веры, оставайся непоколебимым до скончания веков и сохраняй нас чистыми и твердыми в нашей религии. О, как говорит это зрелище об усердии и заботливости инквизиторов! Их величайший триумф – эта толпа преступников, и я могу сказать о трибунале то же, что сказано о церкви: Прекрасна подруга моя, как шатры кедарские, как палатки Соломоновы. Этот день – день торжества и славы трибунала, он наказывает сегодня лютых зверей, врагов религии, и овладевает их достоянием”...
По окончании проповеди начиналось чтение приговоров. Осужденные поочередно выслушивали их на коленях, входя для этого в клетки на помост. Великий инквизитор давал затем разрешение примиряемым с церковью, а осужденных на смерть передавал в руки светской власти.
“Мы объявили и объявляем, – говорилось об этом в сентенции, – что обвиняемый (такой-то) признан еретиком, в силу чего наказан отлучением и полной конфискацией имущества в пользу королевской казны и фиска его величества. Объявляем сверх того, что обвиняемый должен быть предан, как мы его предаем, в руки светской власти, которую мы просим и убеждаем, как только можем, поступить с виновным милосердно и снисходительно”...
Защитники инквизиции ссылаются на эту сентенцию как на доказательство
“Именем Бога всемогущего, Отца и Сына и Святого Духа, властью апостольскою и нашею, мы, посланцы в эти страны, – говорилось в сентенции тулузской инквизиции, – снимаем с тебя твой духовный сан и отрешаем тебя от священнической и других обязанностей, мы низлагаем, лишаем и исключаем тебя от всех церковных бенефиций, духовных прав и привилегий. В силу всего этого мы просим присутствующего здесь благородного сенешаля взять тебя в свое распоряжение и настоятельно предлагаем ему при исполнении наказания поступить с тобою согласно приговору”...
Таким образом, тулузская инквизиция не прибегала, по крайней мере, к лицемерию испанской и не просила снисхождения к преступнику.
Сколько людей погибло на кострах испанской инквизиции и как велико общее число осужденных ею? Льоренте дает на первый вопрос цифру 34.658 и на второй – 290.921 человек. Если верить его словам, один Торквемада сжег 10.220 жертв. В настоящее время эту последнюю цифру уменьшают, но не нужно забывать, что за инквизицией числятся еще многие тысячи униженных, разоренных и изгнанных, и потому итог Льоренте можно считать вполне основательным относительно жертв трибунала и в то же время далеко не выражающим того зла, которое принесла Испании святая инквизиция.
Глава III. Торквемада, мавры и евреи
Торквемада – объединитель Испании. – Мавры и их культура. – Влияние их на испанцев. – Начало освобождения испанцев и нетерпимость. – Торквемада как представитель своей эпохи. – Евреи в Испании. – Начало преследований евреев. – Мараносы. – Нетерпимость и объединение Испании. – Начало борьбы с Гренадой. – Хлопоты Торквемады и опасения Рима. – Падение Гренады. – Условия капитуляции. – Недовольство Торквемады. – Мнимое святотатство евреев. – Декрет об их изгнании. – Заступничество Абарбанела. – Вмешательство Торквемады. – Исполнение декрета. – Распродажа евреями имущества. – Попытки обойти декрет. – Отъезд и гибель эмигрантов. – Радость Торквемады и заботы о трибунале. – Съезд инквизиторов в Вальдоялиде. – Инквизиционный террор. – Торквемада и книги. – Преследование епископов. – Недовольство Рима. – Охрана Торквемады. – Смерть великого инквизитора
В глазах патриотов Испании жестокость Торквемады несколько умаляется сознанием, что он был одним из объединителей этой страны.
После битвы при Хересе де-ла Фронтера, 26 июля 711 года, Пиринейский полуостров, как известно, оказался во власти арабов, и только в горах Астурии, Бискайи и Кастилии сохранились тогда остатки самостоятельности Испании. Это были зерна, из которых опять развилось ее могущество. В 1212 году мавры были уже оттеснены на юг полуострова, где за ними осталось лишь халифатство Гренада. Таково было положение Кастилии и Аррагонии при их соединении под властью Изабеллы и Фердинанда V. Этим правителям предстояло закончить собирание испанской земли, и Торквемада несомненно был их деятельным помощником. В лице первого великого инквизитора и его преемников испанское духовенство выделяет с этого времени из своей среды ряд политиков, сторонников идеи: Испания – для испанцев, и все испанцы – католики, но в применении этой идеи они доходили почти до безумия и в конце концов разрушили то, к чему так ревностно стремились. Первой пробой этой политики было покорение мавров.
Мавры не были варварами вроде татар – завоевателей Руси. Как ни горьки были их победы для испанцев VIII века, это были победы цивилизации. Разбивая противников и вступая в их города, арабы находили какие-то жалкие лачуги, приюты дикарей, невежественных и суеверных. Когда же настала их очередь отступать и сдавать свои крепости, они оставляли победителю культурные страны с трудолюбивым и сведущим населением, богатые города с сокровищами знания и искусства. В Кордове было более миллиона жителей и более 20 тысяч домов. Ее улицы освещались фонарями – неслыханное дело в христианских городах после падения мавров. Почти то же благоустройство царило в Гренаде, Севилье и Толедо. Роскошные дворцы окружены были там садами, где каждая пядь земли говорила о культуре, университеты являлись средоточением науки, которая долго не снилась европейским схоластам, а потом потянула их на костры инквизиции. Араб Альгазен, живший в VII веке, детально опроверг учение греков, что лучи зрения идут из глаза к предмету, и первый трактовал о волосности, тяжести воздуха, высоте атмосферы и ее плотности в зависимости от высоты. Ибн-Джунис изобрел маятник и ввел так называемую арабскую нумерацию. Авероэс комментировал Аристотеля и, полагают, первый пришел к открытию солнечных пятен. В арабских университетах преподавали риторику, математику – как известно, арабам принадлежит основание алгебры – и медицину. Про кордовского врача Альбуказиса сохранились известия, что не было операции, которую он не решился бы сделать. У арабов же впервые зацвела та поэзия, которою восхищались провансальские трубадуры и от которой сходили с ума даже монахи, распевавшие по кельям на языке Горация: