Томек в стране фараонов
Шрифт:
— Так откуда же он взялся? — недоумевал Новицкий. Пренебрегая предупреждением, он рассматривал найденный предмет.
— Хозяин мог потерять его во время бегства, — ответил Гордон. — Вы обратите внимание на кожу, обтягивающую барабан, какая она твердая, упругая. Негры часто делают барабаны из слоновых ушей.
— Ну и обычаи в этой Африке, — саркастически покачал головой Новицкий. — Одни стреляют в бедного сфинкса, другие губят слона, у него, видишь ли, уши, подходящие для барабана. Что за страна!
Тут к нему подошел Мунга и снова что-то стал объяснять, в глазах у него одновременно отражались и страх, и решимость.
— Он просит, чтобы вы оставили барабан, — перевел Гордон.
Новицкий с вызовом посмотрел в глаза равному ему ростом негру.
— А вы ему скажите, что белых чужие чары не берут, они сами колдуны.
Гордон перевел. Мунга отодвинулся от них испуганно и покорно, а Новицкий спокойно сунул барабан в свой рюкзак.
Перед деревней по обеим сторонам тропинки стояли женщины, преграждая дорогу толстой лианой. Новицкий пригнулся, чтобы пройти под ней. Стоящие рядом воины вытянули копья, а Мунга придержал задиристого моряка.
— Минутку, — объяснил Гордон. — Деревня — это табу [159] .
— Табу? А что это значит?
— Чтобы пройти дальше, нам нужно дать выкуп на поминки, — продолжал терпеливо объяснять Гордон.
— Откуда вы это знаете? — полюбопытствовал Новицкий.
— Негры покрыли лица белым, — начал Гордон.
— Это знак траура, — закончил за него Смуга.
Когда они представили подарки для вечернего, траурного пира, Мунга провел гостей к дому вождя — своего отца. Их сопровождали все без исключения жители деревни. Они что-то говорили, жестикулировали, показывая то на Мунгу, то на Автония.
159
Табу — запрет общения с некоторыми предметами, людьми с целью избежать наказания сверхъестественных сил.
Кисуму ждал на пороге своего дома. Гордон объяснил и так понятную цель их прибытия, — вернуть Мунгу и Автония, просил разрешения переночевать. При случае вручил Кисуму подарки, которые были приняты.
Все это шло по ритуалу, пока не появился колдун. Автоний спрятался сразу за широкой спиной Новицкого, Кисуму явно утратил уверенность в себе. Смуга и Гордон заметили замешательство вождя, но с того места, где они стояли, не могли догадаться о ее причине. Стоявший же несколько позади Новицкий сразу понял, что к чему. Он прижал мальчика к себе и внимательно разглядывал старца. «Как бы его перехитрить, — размышлял Новицкий. — Вот был бы с нами Томек», — вздохнул он и слезы навернулись ему на глаза.
Вождь отвел гостям стоявшую на краю деревни хижину — круглую, покрытую похожей на купол соломенной крышей, с дверными и оконными отверстиями, заслоненными веревочными занавесками из лиан. Внутри было относительно чисто.
— Тот старик, колдун, явно что-то замышляет, — начал Новицкий, но тут женщины внесли еду.
— Это вам Мунга прислал, — сказала одна из них.
— Что-то действительно не так… По обычаю вождь должен вручить нам какой-то подарок, чтобы мы чувствовали себя в безопасности. Он проявил к нам неуважение. Принял подарки, а в ответ даже не поставил угощение,
— Гордон подтвердил подозрения Новицкого. — Жаль, что с нами нет солдат, — он был явно обеспокоен.
— Конечно, вступить в деревню целой армией — это так по-английски, только доверия таким путем не до будешь, — с вызовом заметил Новицкий.
— Солдаты придут сюда вместе с Вильмовским завтра утром, — пресек спор Смута. — Но лучше держать оружие наготове.
Новицкий больше не высказывался. Он сидел рядом с Автонием, который не хотел отдаляться от своих белых опекунов ни на шаг. Он уже не принадлежал деревне, он принадлежал духам, которым его принесли в жертву. Из бросаемых взглядов и агрессивной реакции жителей деревни Новицкий понял это яснее любых слов. Он отдавал себе отчет, что появление здесь мальчика могло быть ошибкой, за которую придется заплатить. Понял он, и отчего Смуга, обычно противящийся использованию первобытных суеверий обитателей джунглей, на этот раз отступил от своих убеждений.
В какой-то миг к нему пришло решение, и он, к недоумению друзей, начал готовиться ко сну. Улегся поудобнее на циновке, закрыл глаза.
— Тадек, ты что? — спросил Смуга. — Мы ведь скоро идем на пир.
— Неплохо бы перед этим вздремнуть, — ответил варшавянин и, в самом деле, вскоре раздалось его трубное храпение.
Вечером прибыл Мунга с приглашением на пир и танцы. Разбуженный друзьями Новицкий объявил, что присоединится к ним позднее, а сам с помощью Автония, как переводчика, пошептался о чем-то с Мунгой, тот же, проводив Смугу и Гордона к боме [160] , куда-то исчез.
160
Бома — центральная площадка, место общественных встреч.
Обоих гостей усадили рядом с вождем, что было знаком расположения. Внесли большие, наполненные до верха рисом жестяные тазы, молоко, маниоку, завернутые в листья орехи и печеную в костре картошку. Перед вождем и гостями поставили миску с мясом кур и яйцами, в глиняные кубки налили какую-то подозрительного вида жидкость. Кисуму взял кубок, пригласил белых сделать то же самое, объяснил:
— Это марафу!
— Пальмовое вино, — громко перевел Гордон и потихоньку остерег Смугу, чтобы не пил много, вино может быть «подкреплено» какими-нибудь специями.
— Кали сана, — Кисуму как будто услышал и понял Гордона.
— Говорит, что оно очень острое, — сказал англичанин.
Вино действительно обжигало горло. Настроение пирующих все оживлялось. Смуга напрасно искал глазами Новицкого. Он заметил, что не видно и Мунги. Его охватило беспокойство, он не мог понять, что замыслил моряк.
А тем временем негры поглощали невероятное количество пищи. Смуга обратил внимание Кисуму на то, что так можно и заболеть. Вождь только засмеялся и объяснил, что у него есть прекрасное лекарство, полученное от белого целителя. Смуга, заинтересованный в том, чтобы как можно дольше удержать вождя в трезвом состоянии, попросил более подробных объяснений. Кисуму кивнул одному из своих людей:
— Хупа!
— Это значит — бутылка! — шепнул Гордон.
Перед изумленными европейцами поставили большую корзину. Вождь сам развязал основательно заделанную крышку, откинул ее, сунул в корзину руку и вытащил небольшую, может, с четверть литра, бутылку, на дне которой оставалось еще немного жидкости. С благоговением, сосредоточенно подал он ее Смуге, проговорив при этом:
— Дава кали сана! [161]
— Да это же популярное слабительное средство! — рассмеялся путешественник, но тут же наклонился, изучая надпись на бутылке. — Невероятно! — прошептал он про себя.
161
Дава кали сана — очень сильное лекарство.