Тонкая нить(изд.1968)
Шрифт:
— Спасибо, — сказал Миронов. — Еще раз спасибо, товарищ доктор. Так как, пойдем?
— Хорошо, — сказал врач. — Только еще два слова: волновать больного нельзя. Он еще слаб, очень слаб, так что я попрошу покороче. От силы минут пять. Больше разрешить никак не могу. Нельзя.
— Учтем, — кивнул Андрей. — Только… только у нас просьба: нам бы желательно, просто необходимо без свидетелей. Я понимаю, доктор, все понимаю — больница, но… но вы уж нас извините, такие у нас дела…
Врач
Приложив палец к губам, врач приоткрыл дверь, задержался на пороге и шепотом повторил:
— Помните, пять минут, не больше.
В первый момент ни Миронов, ни Луганов не разглядели Савельева. Палату освещал лишь слабый свет полупритененного ночника, стоявшего на тумбочке в изголовье кровати. Углы комнаты тонули во мраке. В тени оставалось и лицо Сергея, чуть выделявшееся на белизне подушки. Свет падал только на его руки, неподвижно лежавшие поверх одеяла, да на ночной коврик возле кровати.
Казалось, Сергей спит или находится в забытьи. Но это только казалось. Прошло несколько секунд, и с койки послышался слабый, прерывающийся голос:
— Товарищ майор, пришли… Спасибо… А я, видите, не оправдал… — В голосе Сергея прозвучала глубокая горечь.
— Ну, ну, хватит ерунду говорить! — с подчеркнутой бодростью сказал Миронов.
Он взял стоявший невдалеке от кровати стул, сел, придвинувшись поближе, и взял в свою руку безжизненную руку Сергея. Луганов остался стоять чуть в стороне. С мгновение в палате царила мертвая тишина.
— Нет, товарищ майор, не оправдал… — снова заговорил Савельев. — Провалил такое серьезное дело…
— Сергей, как не стыдно! — возмутился Миронов. — «Провалил»! Почему провалил? В нашем деле всякое бывает. И успехи, и неудачи. Ты лучше скажи, тебе ничего не нужно? Все сделаем…
— Товарищ майор, — перебил Савельев, — я ведь не так, я — по делу…
— Может, с делом отложим? До завтра? — неуверенно спросил Миронов.
Но Савельев отрицательно качнул головой:
— Нельзя… До завтра нельзя. Боюсь, и теперь уже поздно… Черняев в тот день был в бюро объявлений. Я текст переписал. Он у меня в кармане…
— Знаем, записку нашли, — успокоил его Миронов. — Все в порядке.
— Нашли? Это хорошо… А труба… труба?
— Какая труба?
— Водосточная. На заброшенном лабазе, на пустыре, возле Федосьевской рощи.
— Федосьевская роща? — переспросил Луганов. — Это как раз около того переулка, где с тобой все стряслось?
— Да, там.
— Позвольте, — вмешался Миронов, — что еще за
— Это очень важно, товарищ майор, — слабеющим голосом проговорил Савельев. — В тот самый вечер Черняев отправился в пригород, к Федосьевской роще… Прошелся он рощей, вышел на пустырь. Тут луна взошла… Там, на пустыре, лабаз… С той стены, что обращена к роще, водосточная труба… Черняев походил возле лабаза — и к трубе. Нагнулся, достал что-то из трубы и сунул в карман.
— Достал или положил в трубу? — уточнил Миронов.
— Достал. Я хорошо видел… В карман положил. Потом пошел в переулок. Я перебежал пустырь и тоже в переулок. Дошел до середины… и все. Вроде что грохнуло. Что дальше было, не знаю…
Силы окончательно изменили Савельеву. Последние слова он произнес чуть слышно, шепотом.
— Сережа, Сережа, — сжал ему руку Миронов, — а когда «грохнуло», Черняева ты видел? Он где был: впереди тебя или сзади?
— Впереди, — прошептал Савельев, — он впереди был… Но труба, труба… Там… Надо…
— Сделаем! — воскликнул Миронов. — Все сделаем! Ты не волнуйся. Мы прямо из больницы — туда. Только ты держись, поправляйся скорее.
— Ничего… я ничего… Теперь поправлюсь.
Дверь тихо приоткрылась, и на пороге появился врач:
— Как, товарищи, кончили? Время…
Миронов и Луганов простились с Савельевым и, ступая на цыпочках, вышли из палаты. Едва очутившись в коридоре и распрощавшись с врачом, они переглянулись.
— Ну, — спросил Андрей, — что скажешь?
— А чего тут говорить? — удивился Луганов. — Тут не говорить, а действовать надо, да поживее. Сергей прав, и так сколько времени упущено.
— То-то и оно, — задумчиво проговорил Миронов, — времени прошло много. Трубу следует, конечно, осмотреть, хотя вряд ли что там найдем. А вот глаз с этой трубы спускать теперь нельзя. Может, тот, кто оставил там то, ради чего приходил Черняев, явится еще раз? Но каков Черняев? Это тебе уже не чемодан с дамскими вещичками.
— Да ладно тебе, — поморщился Луганов. — Сам вижу. Что же, однако, делать будем?
Они уже вышли из больницы и стояли на тротуаре под моросящим дождем. Ночь была темная, безлунная. Порывами налетал ветер, швыряя в лицо холодную водяную пыль.
— Бррр, — поежился Миронов, — ну и погодка! Промокнем, брат, мы с тобой, как собаки. Ну да ладно — не привыкать стать. Как далеко эта самая Федоскина роща?
— Не Федоскина, а Федосьевская, — методично уточнил Луганов.