Тонкая нить(изд.1968)
Шрифт:
Обыск был закончен. Понятые скрепили своими подписями протокол, в котором были перечислены и подробно описаны все найденные при обыске предметы, все, что было обнаружено, после чего Миронов, Луганов и их товарищи простились с домоуправом и Зеленко и, захватив свои находки, отправились в управление. Двери, ведущие в комнаты Черняева, они тщательно опечатали.
Было далеко за полночь, однако Миронов и Луганов поехали домой не сразу. Они просто не могли сейчас расстаться, настолько оба были возбуждены, настолько им не терпелось обменяться впечатлениями, мыслями.
— Занятная история, —
— Да-а, — задумчиво сказал Миронов. — Сложное дело. Только торопишься ты, Василий Николаевич, ох и торопишься. Боюсь, неспроста оставил Черняев этот тайник…
— То есть как неспроста? Значит, ты полагаешь, как следует из твоих слов, что Черняев знал о тайнике и сознательно, преднамеренно его не уничтожил? Так, что ли?
Миронов поморщился.
— Ничего я пока не полагаю, просто рассуждаю вслух. В нашем деле нужны факты. Факты, факты и еще раз факты. И, для того чтобы полагать, тоже требуются факты. Есть они у нас? Да, есть. Но пока их настолько мало, что делать какие-либо выводы рано… Скажу по совести, если бы не водосточная труба, не история с Савельевым, я, может, и стал бы на твою точку зрения, согласился бы, что тайник — дело рук Корнильевой и Черняев тут ни при чем. Но сейчас — уволь. Не могу. Ни трубу, ни нападение на Савельева, ни Войцеховскую, наконец, забывать нельзя. Уж слишком много тумана вокруг Черняева. Тумана много, а фактов мало — вот я и не хотел бы спешить с выводами.
— Ну знаешь, Андрей Иванович, ты меня просто удивляешь. По-твоему, мало фактов? А пребывание Корнильевой в фашистском плену, в американских лагерях для перемещенных лиц? Это тебе не факт? Превращение ее из Корнильевой в Величко? Тоже не факт? А тайник, тайник, черт побери, обнаруженный не где-нибудь, а именно у Корнильевой, в ее тумбочке? Я уж не говорю о ее прошлом, в котором тоже кое-что есть… Нет, уволь, фактов куда как изрядно! Предостаточно.
— Ах, Василий Николаевич, говорю тебе — спешишь. Есть ведь и другие факты. Хотя бы уход Корнильевой добровольно на фронт. Это ведь тоже факт. А характеристика, которую дает ей Садовский? Ты про нее забыл? Да мало ли что. Боюсь, твоя уверенность окажется на руку не кому иному, как Черняеву.
— Черняеву? Да ты что? — опешил Луганов. — При чем здесь Черняев?
— А ты не догадываешься при чем? При том самом. Представь себе на минуту, что Черняев возьмет да и заявит на допросе, что не имел о тайнике ни малейшего понятия. Я, мол, не я, и лошадь не моя. Следуя твоей версии, мы должны будем с ним согласиться. Так, что ли?
Луганов возразил:
— Ну, допустим, не совсем так. Следствие есть следствие. Будем работать. Верить Черняеву на слово не приходится. Да и надо еще посмотреть, что покажет исследование фотоаппарата и других предметов из тайника.
— Вот это другой разговор, — сказал
— А я и не спешу, — сказал Луганов, — но что ясно, то ясно. Тумбочка-то корнильевская, от этого никуда не денешься…
К единой точке зрения Миронов и Луганов на этот раз так и не пришли, а наутро спор вспыхнул с новой силой, теперь уже в кабинете Скворецкого. Внимательно выслушав обе стороны, полковник задумался. Он сознавал, что факты в своем большинстве на стороне Луганова. Взять хотя бы историю с тайником. Ну, действительно, какой был смысл Черняеву оставлять тайник, если он знал о его существовании? Но и с доводами Миронова Скворецкий не мог не считаться. Кроме того, зная Андрея много лет, Кирилл Петрович верил в его чекистский «нюх», в хватку.
— Знаете что? — после длительного раздумья сказал Скворецкий. — Арбитром в вашем споре я не буду. Воздержусь. Все равно, что бы я ни сказал, каждый из вас останется при своей точке зрения. Уж лучше пусть вас жизнь рассудит. Давайте-ка за дело: беритесь за Черняева, приступайте к допросу. А кто из вас прав, выяснится. Со временем, но обязательно выяснится.
Глава 17
На этот раз Черняева вызвали на допрос уже не в милицию, а в Управление КГБ. Когда конвоир ввел Черняева, Миронов и Луганов невольно переглянулись. За какие-нибудь сутки Черняев изменился неузнаваемо: куда девалась прежняя выправка, уверенные, властные манеры? Он вошел в кабинет следователя понурясь, сгорбившись, устало волоча ноги. Глаза его потухли, на небритых щеках и подбородке выступила поблескивающая сединой неопрятная щетина.
— Садитесь, — сказал Миронов, указывая рукой на стул, стоявший в углу комнаты за маленьким столиком, покрытым зеленым сукном. — Начнем разговор.
Черняев, ни на кого не глядя, вяло потащился к указанному ему месту и тяжело опустился на стул.
— Как дела, Капитон Илларионович? — спросил Миронов. — Что надумали? Может, решили прекратить бессмысленное запирательство и говорить начистоту?
Черняев бросил на него сумрачный взгляд и, ничего не ответив, снова уставился в пол.
— Так как, Капитон Илларионович, — настойчиво повторил Миронов, — начнем разговор?
— О чем? — уныло спросил Черняев. — О чем? Ведь все сказано. Добавить мне нечего…
— Так-таки и нечего? — не скрывая иронии, заметил Миронов. — Что ж, придется вам помочь. Может, поговорим о назначении арсенала шпионских принадлежностей, хранившегося на вашей квартире?
— Арсенал? Шпионские принадлежности? — криво усмехнулся Черняев. — Мне, знаете ли, не до шуток.
— А я шутить и не собираюсь…
Миронов поднялся со своего места, подошел к сейфу, открыл его и выложил на стол сначала флакон со средством для тайнописи, потом специальный карандаш, затем все остальные предметы, что минувшей ночью были обнаружены в тайнике на квартире Черняева.
Извлекая на свет фотоаппарат, Андрей самым равнодушным тоном как бы невзначай обронил:
— Между прочим, дактилоскопическое исследование обнаружило на этой штучке, — он чуть приподнял фотоаппарат, — отпечатки пальцев. Ваших пальцев, Черняев…