Тонкий человек
Шрифт:
Дорогой Герберт!
Я телеграфирую Нику Чарльзу, который, как ты помнишь, работал на меня несколько лет назад и сейчас находится в Нью-Йорке, чтобы он связался с тобой по поводу ужасной смерти бедной Джулии. Я хочу, чтобы ты сделал все от тебя зависящее [и в этом месте одна строка была забита буквами "х" и "м" так, что ничего невозможно было разобрать] убедил его разыскать убийцу. Мне безразлично, сколько это будет стоить – заплати ему!
Я хочу, чтобы ты, помимо всего, что известно тебе самому, сообщил Нику кое-какие факты. Не думаю, что ему следует сообщать эти факты полиции, однако, он будет знать, как поступить наилучшим образом, и я хочу, чтобы ты предоставил Нику полную свободу действий, поскольку мое доверие к нему безгранично. Возможно, стоит просто показать ему это письмо, которое после этого следует обязательно уничтожить. Теперь факты.
Когда в прошлый четверг вечером я встретился с Джулией, чтобы забрать у нее тысячу долларов, она сказала, что хочет оставить работу у меня. По ее словам, в течение некоторого времени ей сильно не здоровится, и врач рекомендовал уехать куда-нибудь и отдохнуть; теперь, когда вопрос с поместьем ее дядюшки улажен, она может и хочет так сделать. Раньше я ни слова не слышал от Джулии о проблемах со здоровьем и, полагая, что она скрывает истинную причину, попытался вытянуть из нее правду, однако она упорно стояла на своем. Я также ничего не знал о смерти ее дядюшки. Она сказала, что речь идет о дядюшке Джоне из Чикаго. Думаю, в случае необходимости это можно проверить. Мне не удалось убедить ее изменить решение, поэтому она должна была уехать в последний день месяца. Мне показалось, что она чем-то озабочена или напугана, но она сказала, будто это не так. Сначала мне стало жаль, что Джулия уезжает, но затем я перестал жалеть, так как раньше я всегда мог всецело ей доверять, а теперь уже не смог бы, поскольку она, как я полагал, мне лгала.
Следующий факт, который мне хотелось бы довести до сведения Чарльза: что бы ни говорили по поводу действительно бывшего правдой некоторое время назад, – отношения между Джулией и мною [слова «теперь представляют собою» были слегка забиты буквой "х"] представляли собою во время убийства (и были таковыми свыше года) не более, чем отношения между работником и работодателем. Они явились результатом обоюдного согласия.
Далее, я считаю целесообразным установить настоящее местопребывание Виктора Розуотера, с которым у нас несколько лет назад были неприятности, так как эксперименты, проводимые мною сегодня, имеют непосредственное отношение к работе, от коей я, согласно заявлению Розуотера, отстранил его обманным путем; к тому же, я считаю его достаточно безумным и способным в порыве ярости убить Джулию за отказ сообщить ему, где меня можно найти.
Четвертое – и самое главное: не была ли моя жена с контакте с Розуотером? Откуда ей стало известно, что я работаю над экспериментами, в осуществлении которых он мне когда-то помогал?
Пятое: необходимо немедленно убедить полицию, что я ничего не могу сообщить им по поводу убийства, дабы они не предпринимали никаких попыток найти меня – попыток, могущих привести к преждевременной огласке и раскрытию тайны моих экспериментов, что на данном этапе считаю весьма опасным. Наилучшим образом можно избежать этого, немедленно разгадав загадку убийства Джулии, каковую цель я и преследую.
Время от времени я буду выходить на связь с тобой; если же возникнут обстоятельства, требующие срочного контакта со мной, помести в «Таймс» следующее объявление:
«Абнер. Да. Банни».
После этого я сделаю все необходимое, чтобы связаться с тобой. Надеюсь, ты вполне понимаешь, насколько важно убедить Чарльза взяться за эту работу, поскольку он уже в курсе неприятностей с Розуотером и знаком с большинством заинтересованных лиц.
Искренне твой,
Клайд Миллер Уайнант
Я положил письмо на стол Маколэю и сказал:
– Звучит вполне логично. Ты помнишь, по какому поводу они поссорились с Розуотером?
– По поводу каких-то изменений в структуре кристаллов. Я могу уточнить. – Маколэй взял первую страницу письма и нахмурился. – Он пишет, что в тот вечер получил от нее тысячу долларов. Я передал ей пять тысяч; по ее словам, именно столько было ему нужно.
– Четыре тысячи дохода от так называемого «поместья дядюшки Джона»? – предположил я.
– Похоже на то. Странно: никогда бы не подумал, что она способна обокрасть его. Надо будет выяснить насчет остальных денег, которые я ей передавал.
– Ты знал, что она отбывала приговор в Кливлендской тюрьме по обвинению в мошенничестве?
– Нет. Это правда?
– Так утверждает полиция. Под именем Роды Стюарт. Где Уайнант ее нашел?
– Понятия не имею, – покачал он головой.
– Тебе известно что-нибудь по поводу того, откуда она родом, кто ее родственники и все такое прочее?
Он вновь покачал головой.
– С кем она была обручена?
– Я и не знал, что она была обручена.
– На безымянном пальце у нее было надето кольцо с бриллиантом.
– Для меня это новость, – сказал Маколэй. Он прикрыл глаза и задумался. – Нет, не припомню, чтобы она носила обручальное кольцо. – Он поставил локти на стол и улыбнулся мне. – Итак, каковы шансы привлечь тебя к тому, что он хочет?
– Слабые.
– Я так и думал. – Он передвинул руку, прикоснувшись к письму. – Ты так же как и я представляешь, что он должен чувствовать. Что бы могло заставить тебя изменить решение?
– Я не...
– Если бы я убедил его встретиться с тобой, это помогло бы? Я могу ему сказать, что только при этом условии ты взялся бы...
– Я хочу с ним поговорить, – сказал я, – однако ему пришлось бы говорить гораздо более откровенно, нежели он пишет.
Маколэй медленно спросил:
– Ты намекаешь на то, что думаешь, будто он убил ее?
– Я ничего об этом не знаю, – сказал я. – Не знаю даже того, что известно полиции, и как подсказывает мне интуиция, у них недостаточно улик для ареста, даже если они смогут найти его.
Маколэй вздохнул.
– Не очень-то весело быть адвокатом душевнобольного. Постараюсь заставить его прислушаться к доводам рассудка, хотя знаю, что это бесполезно.
– Я хотел спросить, каково сейчас его финансовое положение? Оно по-прежнему такое же неплохое, как и раньше?
– Почти. Конечно, экономический кризис не обошел его, как и всех нас, да и авторские доходы от использования технологии горячей обработки с тех пор, как металлы потеряли былое значение почти иссякли, однако он до сих пор может рассчитывать на пятьдесят или шестьдесят тысяч годового дохода от своих патентов на глассин и звукоизоляционные материалы, плюс кое-что еще, поступающее от всяких мелких... – Он прервал фразу и спросил: – Ты, случаем, не сомневаешься в его способности заплатить тебе за работу?
– Нет, просто любопытно. – В голову мне пришел другой вопрос: – У него есть родственники, помимо бывшей жены и детей?
– Сестра, Элис Уайнант, которая с ним даже не разговаривает около... должно быть, лет уже четырех или пяти.
Про себя я предположил, что это была та самая тетушка Элис, к которой Йоргенсены не поехали на Рождество.
– А почему они разругались?
– Он дал интервью одной из газет, где сказал, будто не думает, что пятилетний план в России обязательно обречен на провал. Надо сказать, выразился он при этом ничуть не крепче, чем я процитировал.
Я рассмеялся.
– Да они же...
– Тетушка Элис будет еще почище, чем он. Она все забывает. Когда брату удалили аппендицит, на следующий день после операции они с Мими ехали в такси и по дороге встретили похоронную процессию, которая двигалась со стороны больницы. Мисс Элис схватила Мими за руку и сказала: «О Боже! А вдруг это он... как там бишь его зовут?»
– Где она живет?
– На Мэдисон авеню. Адрес есть в телефонном справочнике. – С минуту он колебался. – Мне кажется, что не стоит...
– Не собираюсь ее тревожить. – Прежде, чем я успел произнести что-нибудь еще, зазвонил телефон.
Маколэй приложил трубку к уху и сказал:
– Алло... Да, это я... Кто?.. Ах, да... – Мышцы вокруг его рта напряглись, а глаза чуть расширились. – Где? – Некоторое время он слушал. – Да, конечно. А я успею? – Он бросил взгляд на часы, которые носил на левой руке. – Хорошо, увидимся в поезде. – Он положил трубку.
– Это был лейтенант Гилд, – сказал он. – Уайнант пытался покончить жизнь самоубийством в Аллентауне, штат Пенсильвания.
XIII
Когда я вошел в «Пальма Клаб», Дороти и Куинн сидели за стойкой бара. Они не видели меня, пока я не подошел к Дороти и не сказал:
– Привет, ребята.
Дороти была одета так же, как и в тот день, когда я увидел ее последний раз. Она взглянула на меня, на Куинна, и лицо ее вспыхнуло.
– Значит, вы ему сказали.
– Девочка в дурном настроении, – радостно сказал Куинн. – Я купил для тебя эти акции. Советую приобрести еще и сказать мне, что ты пьешь.