Тоннель призраков
Шрифт:
— Строить планы или умирать?
— А вы не смейтесь, — взглянула на Дронго Зинаида Михайловна, — я часто думаю о нашей бренности. Мы живем так, словно будем жить тысячу лет, словно мы бессмертны. Влюбляемся, плодим детей, строим грандиозные планы, рассчитанные на много лет вперед. А потом выясняется, что мы — всего лишь не самое идеальное сочетание белков, жиров и воды.
«Кажется, ее потянуло на лирику», — подумал Дронго, но вслух произнес совсем другое:
— Смерть близкого человека всегда вызывает неприятные ассоциации, тем
— Почему вы не выходите из вагона? Я думала, что вы должны пройти все три первых вагона и найти преступника, если, конечно, он не спрыгнул в тоннеле.
— Вряд ли убийца решился бы на подобное, — ответил Дронго. — Осуществить такое хитроумное убийство лишь для того, чтобы скрываться в тоннеле под каналом? Было бы слишком глупо для такого умного человека, каким, безусловно, является убийца.
— Вы думаете, это политическое убийство? — оживилась Анохина. — Думаете, что у нас в поезде находится группа киллеров?
— Не знаю. Но в группу я не верю. Иначе зачем все эти хитрости? Они бы просто вошли в вагон и расстреляли несчастного. Но убийца выбрал именно такой способ убийства, а это означает, что он, во-первых, не хотел, чтобы кто-то его узнал, а во-вторых, он достаточно известный человек, во всяком случае, пассажиры его прекрасно знают.
— Я об этом не подумала, — призналась Зинаида Михайловна. — Интересное наблюдение… Значит, убийца кто-то из нашего вагона?
— Пока я не могу ни отрицать это, ни подтвердить.
— Вы думаете, что такое возможно? — Глаза Зинаиды Михайловны округлились.
— Я всегда чувствовала, что с этой группой что-то не так. Слишком… фальшиво все выглядело. Я чувствовала, что нечто подобное может произойти.
— Почему фальшиво?
— Они все не любят друг друга. Как пауки в одной банке. Все не любили Горшмана и Беляева, а те не любили остальных. Хотя, — добавила она, многозначительно кивая на сидевших рядом Алену и Беляева, — кажется, не все.
Это молодая особа пользуется некоторой симпатией Петра Леонидовича. Кажется, их не смущает даже разница в возрасте. Впрочем, это не мое дело. Они достаточно взрослые люди, могут и сами выстраивать свои отношения. Но зачем все время лгать, обманывать себя и других? Мы ведь не идиоты и понимаем, что журналисты не могли заплатить за такую поездку. Даже такие известные, как Янис Кравалис.
Скорее всего им кто-то оплатил эту поездку. Кравалис продал свое перо, а девица… нечто другое. Каждому нужно за что-то платить. Поэтому нет ничего странного, что такая смазливая рожица стала пассией Беляева.
— Вы, кажется, ее не жалуете?
— Упаси господь. Какое я имею к ней отношение? И вообще, кто она такая, чтобы я о ней судачила? Она типичная содержанка, находящаяся на иждивении богатого стареющего жуира. Мне совсем неинтересны их отношения.
— Вы будете что-нибудь пить? — подошла к ним Сандра.
— Мне джин-тоник, — ответила Зинаида Михайловна. — И положите лимон.
— Конечно, — улыбнулась
— А мне чай. Можете и мне положить лимон, — усмехнулся Дронго.
Девушка кивнула ему, проходя дальше.
— Мне кофе, — попросила Алена.
— Какой? — спросила Сандра.
— Эспрессо. Только очень горячий.
— Конечно. А вам? — спросила Сандра, обращаясь к Беляеву.
— Водку с томатным соком, — попросил банкир. — Одну треть на две трети. И положите перец.
— Разумеется, сэр.
— Валя, — крикнул Беляев своему телохранителю, — ты хочешь «Кровавую Мэри»?
— Спасибо, Петр Леонидович.
— Две порции, — сказал Беляев. — Только водка чтобы была «Абсолют».
— Обязательно, — заверила Сандра. — Я сделаю вам самый мягкий коктейль.
— Нам еще предстоит объясняться с английской полицией, — вздохнула Зинаида Михайловна.
— Вас что-то пугает? — спросил Дронго.
— Нет, конечно. Но все равно неприятно.
Родионов поднялся и позвал за собой Кунина. Они направились в конец вагона, очевидно, решив обсудить именно эту проблему. Кравалис закрыл свой «ноутбук» и убрал его в сумку. Деркач развел руками, громко зевая. После чего поднялся.
— Куда вы собрались? — спросил Родионов.
— В ресторан, — ответил Деркач не оборачиваясь. — Хочу посмотреть, что там есть.
— Вы проголодались? — удивился Кунин.
— Нет, мне просто неприятно обедать в компании с покойником, — заявил книгоиздатель, выходя из вагона.
— Он прав, — заметила Зинаида Михайловна. — Это просто безобразие, что к нам так относятся. Оставить в вагоне убитого, рядом с его супругой. Это просто бесчеловечно.
— Через час мы будем в Лондоне, — напомнил Дронго. — Они боятся, что могут невольно стереть возможные отпечатки пальцев убийцы. По-своему они правы.
— Бездушные европейцы, — передернула плечами Анохина. — У нас бы давно остановили состав и хотя бы помогли вдове. А здесь поезд продолжает движение, как будто ничего не случилось. Говорят, что это — знаменитая европейская пунктуальность. А на самом деле — элементарная бесчувственность.
— Мы находимся между двумя границами, — напомнил Дронго. — И обязаны еще пройти пограничный контроль. По-своему они правы.
— Вот именно — по-своему, — фыркнула Зинаида Михайловна.
Кунин и Родионов подошли к Юлии Соломоновне, которая заснула, сидя в кресле.
— Как она себя чувствует? — спросил Кунин у Лены, оставшейся рядом с измученной женщиной.
— Боюсь, что плохо, — сказала Анохина-младшая. — Кажется, у нее больное сердце.
— Отправим ее в больницу, — предложил Родионов. — Как только приедем в Лондон, сразу вызовем врачей. Пусть даже частных. У всех членов группы хорошая страховка.
— Обязательно вызовем, — подтвердил Кунин.
К ним подошел Нелюбов. Взглянул на вдову Горшмана и молча отвернулся. В этот момент Сандpa вошла в вагон с их стороны. Она катила перед собой тележку.