Тоннель
Шрифт:
— Это что, стреляли сейчас? — глупо спросил кто-то, потому что звук выстрела трудно с чем-то перепутать, его легко узнает всякий, кто хоть раз в жизни включал телевизор.
С другой стороны, люди часто задают вопросы, даже если заранее знают ответ, подумал Митя, просто чтобы кто-нибудь с ними об этом поговорил. Надо же как повернулось, вот тебе и нелепый мудила-капитан. А старлей-то. Совсем же пацан еще, симпатичный даже.
— Они убили его, да? — крикнула Ася из-за чужих спин. — Пап! Они что, его убили? — и начала выбираться из кабриолета наружу.
— Ну почему сразу убили, — сказал Митя, стараясь звучать уверенно. — Это предупредительный выстрел. В воздух, при задержании.
— При
— У них человек был в машине, — быстро ответила Ася, пока никто не успел ее перебить. — В наручниках. И этот толстый его бил, я видела. У него все лицо было в крови, — закончила она и огляделась, явно взволнованная общим вниманием, и вид у нее сейчас был такой детский, такой торжественный, что Мите захотелось обнять ее.
— То есть с нами в тоннеле сбежавший уголовник и никто нам даже об этом не сказал? — спросила мама-Пежо. — Я правильно понимаю?
Это заявление эффект произвело гораздо больший, и все взгляды тревожно обратились к полицейскому Форду. Вмятина на двери и темное пятно на обивке заднего сиденья стремительно приобретали новый зловещий смысл. Уголовник, пронеслось по рядам, сбежал уголовник, и разошлось кругами.
— Только стрельбы нам сейчас не хватало! — воскликнула мама-Пежо, разогреваясь. — Вот мало нам всего остального, они сейчас будут бегать здесь и стрелять? В тесноте, где столько людей! А нам что прикажете делать, на пол ложиться? — обратилась она почему-то к женщине-Мерседес, как будто именно та была в ответе и за обоих отсутствующих полицейских, и за любые их необдуманные действия, и за девять часов, проведенных взаперти, в духоте и тревоге.
Щеки ее снова пылали, голос поднялся на новую высоту. Она даже раскинула руки, сразу сделавшись похожей на телевизионного проповедника. Низенького круглого проповедника с размазанной тушью и потерявшей форму завивкой цвета «спелая слива». Каждое ее слово попало в цель, и толпа позади нее постепенно вскипала, как суп на раскаленной конфорке.
— Совсем с ума посходили! — поддержал кто-то. — Нашли место!
— Господи, да когда же это кончится!
— Так они поймали его или нет? Лёва! Дай мне руку, Лёвочка!
— Ваша способность устраивать панику растет с каждой минутой, — сквозь зубы сказала женщина-Мерседес. — У вас что, совсем нет инстинкта самосохранения?
— А вы мне рот не затыкайте, — ответила румяная мама-Пежо. — С вами, между прочим, тоже не все понятно! Вы документы свои покажите для начала.
В лице большой светловолосой женщины что-то дрогнуло. На секунду вид у нее стал такой, словно она вот-вот лишится наконец скандинавского спокойствия и, может, даже схватит свою маленькую визави за горло. Но сделала она другое: наклонилась и заговорила еще тише.
— Я занимаюсь делом, — сказала она. — И если вы продолжите мне мешать, я устрою так, что каждый час до спасения, которое может случиться нескоро, обойдется вам, лично вам, очень дорого. Это ясно? Я правда могу серьезно испортить вам это время, поверьте мне.
— А вот это мы еще посмотрим, — сказала мама-Пежо так же тихо и улыбнулась. — Вы совершенно напрасно так в себе уверены, моя дорогая. Пугать меня не надо, я таких, как вы, много перевидала, и ваши приемчики со мной не сработают. Строем я ходить не буду и другим не дам. Вам придется со мной считаться, имейте в виду.
Через три с половиной секунды после выстрела звук долетел до тяжелого Майбаха Пулман, дремавшего через ряд от пустого пассажирского автобуса, и бледный человек в измятом черном костюме вскинул голову и посмотрел на своего желтолицего шефа. Он не сказал ни слова, а выражение его лица оставалось профессионально скучным,
— Сиди, — раздраженно сказал желтый, отвечая на незаданный вопрос. — Валера сходит.
Немолодой водитель в душном малиновом галстуке вздрогнул и обернулся:
— Я?..
Лоб и шея у несчастного Валеры сразу покрылись испариной, он нервно сглотнул и явно пытался выдумать какой-то веский и одновременно почтительный контрдовод. Объяснить, что пользы от него снаружи не выйдет никакой и лучше бы ему остаться здесь, на своем месте за рулем, а со всякой стрельбой и прочими неясными ужасами пускай разбирается тот, кого специально для этого готовили и кому уж точно платят в разы больше, чем ему, Валере. Но гнев желтого старика, похоже, пугал его не меньше, так что он только выпучил глаза, открыл и закрыл рот, как страдающая рыба, вздохнул и послушно полез вон из Мерседеса.
— Туда и обратно! — раздалось ему вслед. — Найдешь ее, уточнишь обстановку, вернешься и доложишь. И скажи ей, что, если через час у меня не будет списка, назад ее не пущу. Пускай там и остается.
Дверцу за собой он прикрыл аккуратно, чтобы не было хлопка, и в недрах бронированной машины тут же глухо щелкнул центральный замок, снова превратив ее в крепость. Непрозрачную и неприступную. Даже если бы какой-нибудь яркий убедительный аргумент наконец пришел ему в голову, предъявить его было некому. Ряды в обе стороны тянулись бесконечные, безлюдные, воздух был перегретый и несвежий, как в армейской каптерке. От автобуса несло отработанной соляркой. Валера застегнул пиджак и зачем-то поправил галстук, мысленно еще раз проклял свое вчерашнее решение ехать через сраный тоннель, а не по Рублевке или, например, по Можайке и отправился искать белобрысую стерву, которая зарплату свою, совсем уже заоблачную, тем более не заслужила, потому что с задачей опять не справилась. Он мог бы завтракать сейчас дома, под телевизор и уютное шипение утюга из комнаты, и жена принесла бы ему горячую рубашку, отглаженную без единой складки, и рабочий день его начался бы только через два часа. Вместо этого он шел, потея, мимо ленты брошенных машин и слушал, как звук его шагов гулко отражается от каменных стен.
До дальней решетки, раздавившей маленький оранжевый Фольксваген, от выстрела долетело уже только эхо, едва различимый хлопок. Юный водитель с распухшей сломанной рукой, туго примотанной к теннисной ракетке, не вздрогнул и не пошевелился. Он потерял сознание почти сразу после того, как проглотил шесть бесполезных таблеток ибупрофена, которые принес ему грустный стоматолог, и ничего уже не слышал. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 08:06
Путь от передних ворот до патрульного Форда занял у доктора целых сорок минут. Он добрался бы раньше, но тяжелая переноска ужасно ему мешала, и по дороге он то и дело останавливался отдохнуть. Конечно, можно было оставить кота в машине, но воздуха в салоне Шкоды не осталось совсем, там было еще жарче, чем снаружи, а оставить окна открытыми он не решился. Кот за все время не издал ни звука, лежал на дне своего ящика безучастный и вялый, похожий на срезанный меховой воротник или забытую в подъезде шапку, и доктору казалось, что, если он побежит, кот будет просто кататься внутри, ударяясь о стенки, как жук в спичечном коробке. Именно поэтому он шел медленно и громоздкую пластиковую коробку держал перед собой осторожно, двумя руками, со стороны напоминая человека, который несет полную кастрюлю без крышки и боится ее расплескать.