Тоннель
Шрифт:
— Ну как вам не стыдно! — сказала мама-Пежо. — Дети же! Откройте машину!
— Сиди, брат, — повторил таксист. — Они хотят забрать нашу воду.
Молоденький Газелист кивнул, об этом он и сам уже догадался. Но он ведь и не мог, правда не мог ничего им отдать, потому что триста двадцать пятилитровых бутылок в кузове ему не принадлежали, и девять часов назад он должен был доставить их в бизнес-центр на Верейской улице и сдать по накладной, восемь туго обтянутых целлофаном поддонов, по сорок бутылок на каждом. Именно по этой причине он и сам со вчерашнего вечера не пил и очень мучился от жажды, потому
— Нет, вы посмотрите на них, — сказала дачница в шортах. — Сидят, как будто так и надо. Закрылись, главное.
— Закрылись? — переспросил Патриот недобро. — Это ничего, это мы щас поправим, — и пошел к УАЗу.
— Господи, — сказала Саша. — Они им стекло сейчас разобьют.
Толпа вокруг Газели действительно сгустилась и как-то потяжелела, Патриот уже нетерпеливо протискивался обратно, сжимая монтировку.
— Ну вода-то и правда нужна, Саш, — начал Митя и осекся, потому что она отпустила его руку и посмотрела, как смотрят на незнакомца, прижавшегося в автобусе. — Погоди! — сказал он вслед Патриоту. — Эй, ну куда, стой, — и тоже начал толкаться к Газели.
Когда он добрался до запотевшего окна и постучал, оба азиата в кабине повернули к нему одинаково напряженные лица и в эту минуту вдруг стали похожи на отца и сына.
— Послушайте, мужики, — сказал Митя, повышая голос, чтобы было слышно через стекло. — Можно же по-хорошему. Ну сколько она там стоит, эта вода? Сами видите, что творится. Вам деньги возместят же потом, ну или хотите, она вам справку напишет, напишете же справку?
Женщина-Мерседес кивнула.
— С компенсацией мы решим, — сказала она сухо. — Это не проблема. Мне понадобится транспортная накладная. Документы на воду есть? Покажите.
— Ну чё ты глазами мне хлопаешь! — вмешался Патриот. — Всё, решили, давай открывай!
Маленький таксист перегнулся через своего юного соседа, приблизил смуглое лицо к стеклу и раздельно, почти с удовольствием произнес на своем безупречном русском, глядя Патриоту прямо в глаза:
— Справки нам не нужны. Это наша вода, и мы сами решим, на что ее обменять.
— Чего? Чего ты сказал, блядь? — взревел Патриот, багровея.
— Вы не в том положении, чтобы торговаться, — сказала женщина-Мерседес. — Можете даже на это не рассчитывать.
— Почему это — ваша? — звонко спросила
Толпа загудела.
— Менять они собрались, главное! — возмутилась дачница в шортах, оглядываясь. — Нет, ну нормально?
— Может, им брильянтов еще отсыпать? — сказал кто-то.
— Наглость какая, и не стыдно же...
— Погодите, то есть воды не будет?
— Как это не будет, минуточку, сорок градусов...
— Так, закончили пиздеть! — рявкнул Патриот и покрепче перехватил монтировку. — А ну подвинься, Очки! — и полез к покрытому испариной окну Газели, обдав Митю жаром. — Я ему обменяю щас, меняла!
Да пошли вы, тоскливо подумал Митя, пошли вы все. В висках у него опять застучало, во рту горчило. Пускай делают что хотят. Бьют стекла, торгуют водой, меняют на инсулин. Сторож я им, что ли? Чего они, в самом деле, уперлись, эти двое?
Газель качалась, шум нарастал. В кабине тоненько причитал юный водитель. Патриот замахнулся.
— Вы что! Вы что, эй, ну вы что! — закричали вдруг рядом, и, оглянувшись, Митя увидел светловолосого лейтенанта.
Рубашка на нем была насквозь мокрая, глаза воспаленные, как будто он нырял без маски и только выбрался на берег, и никакой силы в его беспомощном выкрике не было, никакого гнева, только испуг. Он вообще выглядел очень испуганным, даже больным, но в руке у него был «макаров», а курок был взведен, и этого оказалось достаточно. Шум немедленно смолк, Патриот опустил монтировку.
— Ты чего это, старлей? — сказал он. — Нормально всё?
— Вы поймали его? — спросила мама-Пежо. — Вы же поймали его, да?..
— Где ваш начальник? — перебила женщина-Мерседес. — Где капитан?
Лейтенант не ответил. Казалось, он только сейчас понял, что пистолет до сих пор у него в руке, и неприятно этому удивился. Он поспешно отжал курок и принялся старательно запихивать свой «макаров» назад в кобуру, думая о том, что толстый капитан лежит сейчас в семи сотнях метров отсюда на спине с уродливым черным пятном на груди и сердито смотрит в потолок и от распоряжений неприятной бабы из Мерседеса поэтому совершенно свободен.
— Не поймали, — ахнула мама-Пежо, и глаза у нее сделались круглые.
— Лейтенант! — резко сказала женщина-Мерседес, и он вздрогнул и обреченно поднял голову.
— Нет, — сказал он. — Не поймали.
— Насколько он опасен? — спросила женщина-Мерседес, и старлей вспомнил ласковую улыбку, разбитые губы, и как человек в наручниках протянул руку, и он отдал ему ключ, просто отдал, потому что возразить было нельзя.
— Что он сделал? — спросила мама-Пежо. — Ну говорите уже, мы имеем право!.. Он что, убил кого-нибудь?
Стало очень тихо, и все посмотрели на него. Несколько сотен человек молчали и ждали его ответа.
— Да, убил, — сказал старлей. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 08:28
— ...Локтем можно порвать твою тряпку, — зло сказала нимфа, — нафига ее поднимать вообще! Ну что за тачка дурацкая, то ветер, то мухи!..
— Садись давай! — огрызнулся Кабриолет; он успел уже открыть багажник, и складная мягкая крыша поехала вверх разворачиваясь. — Ее попробуй порви еще. Садись, говорю!