Тополь стремительный (сборник)
Шрифт:
Пожалуй, Иван Тарасович был прав. Народ всерьез взялся за лесные породы. Это почувствовалось как-то сразу. Так бывает у строителей плотин. Долгие годы возводят они земляные насыпи, бетонные камеры и водоотводные каналы, месяцами копят воду в водохранилищах, но вот настает день пуска, открываются ворота шлюза - и слово берет вода, гудящая, клокочущая, пенящаяся. И она уже сама, без участия строителей, крутит турбины, зажигает огни, плавит металлы... Так и труд Кондратенкова: его слова, письма, брошюры накопили народную энергию, а теперь она пошла в Ход, и строителю оставалось только направлять поток.
Первыми были безымянные сталинградские
Так комсомольцы из Сталинграда показали Кондратенкову, что даже он, ярый проповедник народной науки, недооценил силы народа. Первоначально он предполагал организовать работу так: люди на полях отбирают для него, ученого, лучшие растения, затем он, ученый, на своей опытной станции выводит новый сорт и посылает его на поля для проверки. Однако на деле оказалось иначе и лучше. Простые люди колхозных полей вовсе не собирались ограничивать свою задачу пассивным отбором. Они сами интересовались мичуринской наукой и требовали от Ивана Тарасовича конкретных заданий.
Сталинградцы были первыми на этом новом пути. За ними пошли трактористки Голубцовой.
"Посылаю тебе сводку о быстрорастущих, - писала Кондратенкову Дуся. Многие заинтересовались и хотят заниматься селекцией. Напиши, где можно почитать, а еще лучше-приезжай сам".
И Кондратенков снова и снова брался за перо, чтобы писать на Дусину МТС, на Дон и на Волгу, в Молдавию и в Башкирию самыми простыми, самыми понятными словами, разъясняя учение Мичурина.
Девушки-трактористки и сталинградские комсомольцы сдвинули дело с мертвой точки. Теперь не проходило и недели, чтобы к Ивану Тарасовичу не пришло письмо с сообщением о том, что цифры Дуси Голубцовой удалось повторить или превзойти. Быстрорастущие деревья оказались чрезвычайно отзывчивы к уходу. Полутораметровые тополя вырастили агрономы Зайцев и Колесов на Камышинской полезащитной станции, лесотехник Иванов в Хоперском питомнике и колхозник Иванов в Ставропольском крае, бригадир Мария Панченко в Шполянском районе, Алексей Горобец под Одессой и десятки других агрономов, бригадиров, звеньевых и колхозников во всех концах степной полосы. А самого лучшего роста тополей за это лето добился колхоз "Новый путь" в Орловской области. Там были выращены экземпляры, которые за один год поднялись на сто восемьдесят семь и сто девяносто один сантиметр.
Кондратенков получил из этого колхоза два письма. Одно было подписано "звеньевая Люба Крюкова", а другое - "звеньевая Любовь Ивановна Крюкова". Почерк был сходным, даты близкие, и Кондратенков решил, что старательная звеньевая поторопилась послать второе письмо, когда ее зеленый питомец прибавил еще четыре сантиметра.
Иван Тарасович увидел своими глазами рекордсменов - их оказалось двое, и познакомился со звеньевыми их тоже было двое: Люба Крюкова - светловолосая, легко краснеющая девушка с решительным голосом, и Любовь Ивановна Крюкова, ее мать, - высокая полная старуха, говорившая слегка нараспев, как народная сказительница.
Колхоз "Новый путь", расположенный в голой, лишенной леса и изъеденной оврагами местности, в этом году энергично взялся за лесонасаждения. Общее собрание постановило за три года закончить посадки полезащитных полос и закрепить посадками овраги. Колхоз специально посылал обоз в Брянские леса за саженцами и семенами.
Звено Крюковой-матери было прикреплено к защитным полосам, Крюковой-дочери - к оврагам. Они упорно соревновались все лето. Самое лучшее дерево было выращено Любовью Ивановной, и, довольная победой, мать все время поддразнивала Любу:
– Мои старухи работали хлеще!
– Подумаешь, четыре сантиметра!
– отбивалась дочка.
– Просто у вас, мама, земля жирнее.
– Ах, - отвечала старуха, - не земля урожай дает, а люди! Знаешь, как говорят на Украине: "Жито не родится, а робится". Это правда - у меня чернозем, зато у тебя в овраге тень. А в тени дерево само к небу ползет, только успевай ему подсоблять.
"В самом деле, - размышлял Кондратенков, - в тени рост идет быстрее. Всем известно, что картофель, прорастая в погребе, дает многометровые стебли. Нужно будет этой зимой поставить опыты с искусственным затемнением. Здесь можно кое-что найти".
– Ты по-честному сознайся, - продолжала между тем Любовь Ивановна: - девки вы молодые, а против моих старух - ничто. И посадки ваши хуже. И перед Иваном Тарасовичем, ученым человеком из Москвы, вы в грязь лицом ударили.
Бедная Люба краснела, и слезы стояли у нее на глазах, когда она говорила:
– Ну, хорошо, хорошо, посмотрим в будущем году...
В колхозе "Новый путь" Иван Тарасович пробыл три дня. Он обошел посадки, взял пробу почвы и подробно записал, как ухаживали Крюковы за своими питомцами. Любиного рекордсмена он вырыл из земли, закутал в одеяло и повез в Москву.
А в Москве его дожидалось письмо от неведомого садовода Петра Ивановича Щекина.
Щекин еще в школе пристрастился к садоводству.
В колхозе был огромный старинный сад, тысяч на пять корней, и в летнее время Петя не выходил из него по неделям. Окончив десятилетку, он мечтал поехать на садоводческие курсы. Но курсы не состоялись - их отменила война. Щекина призвали в армию. Он попал на Кавказ и оттуда от Моздока гнал фашистов до реки Молочной.
Здесь Щекину не повезло. Однажды в разведке он наступил на мину и, тяжело раненный, попал в плен. Затем потянулись долгие месяцы в лагерях, угроза голодной смерти, каторжные работы, этапы, побеги и встреча с партизанами в чужих горах. Щекин не любил рассказывать о своих скитаниях в чужих странах и, если уж очень у него допытывались, говорил:
"Ну что заграница! Вот в Македонии, например, крестьяне, которые победнее, сохой пашут. Первый раз в жизни видал. Честное слово, деревянная соха, такая же, как в музее".