Тополиный пух
Шрифт:
— Машинка, вообще-то, у него вот здесь стояла. На этом столе, в футляре. Старенькая такая, я на них сто лет назад печатала. Только не наша, не советского производства, и не «Ятрань» какая-нибудь, а такая вот, — показала Оксана руками размер, поменьше компьютерной клавиатуры. — Электрическая. Из Штатов. Я, помню, тогда удивилась: как это у большого писателя и вдруг — машинка? А он все смеялся и говорил, что современную электронику просто на дух не переносит, потому что боится ее.
— А чего конкретно он боится, не говорил? — поощрительно улыбнулся девушке Щербак.
— Он-то — нет, а мы у себя на, факультете как-то эту проблему обсуждали. Сейчас же «мировая паутина» опутала весь мир, тайны сохранить очень трудно. И если ты не «запаролил» свой комп, в него может влезть любой, кто хоть чуточку сечет в этом деле. Да и взломать самый сложный пароль кое для кого тоже сегодня не проблема. Поэтому журналисты так озабочены не столько тем, как написать, сколько тем, как сохранить свою информацию и источники в тайне. Обычное дело.
— А он что, машинку эту всегда с собой возит? — поинтересовался Турецкий, который уже понял, в чем дело.
Он и сам настолько привык по молодости к пишущей машинке фирмы «Москва», все детали которой были железными и надежными — не пластмасса какая-нибудь, не бьется, не ломается, что, когда вошли в моду, да и в огромное делопроизводство, первые компьютеры, долго не мог переучиться, хотя, в общем, и клавиатура та же, и работать много легче, но вот внутреннее какое-то предубеждение побороть в себе длительное время никак не мог. Кажется, нажмешь не ту клавишу и — все у тебя слетело, исчезло к чертовой матери. И важная работа — коту под хвост. Но — втянулся, да и как иначе! А этот, значит, так и не сумел перебороть себя…
— И привозит, и увозит, — убежденно ответила Оксана. — Правда, как сейчас, я не знаю, но вот года два назад, когда я здесь бывала на- вечеринках, видела машинку.
— Точно, электрическую? — переспросил Турецкий, вспомнив объяснения Моисеева.
— Ну что ж я, отличить, что ли, не могу простую от этой? — обиделась девушка.
— Нам важно подтверждение каждой детали, — заметил Турецкий. — И происхождение у нее американское, не ошибаешься?
— Ну, я же сказала! «Ай-Би-Эм», вот!
— Молодец, Семен Семенович!
— А это кто? — с любопытством спросила Оксана.
— Прокурор-криминалист от бога, вот кто, дорогая. Нам бы его глаза! Скажи, а Лева ни у кого из своих дружков не может ее оставлять здесь, когда уезжает?
— Да я тебе могу их всех перечислить, если хочешь.
— Конечно, хочу. Он большой, этот твой список?
— Меньше десятка фамилий. Ну, наш Эдя, Конкин, завотделом, ты его видел, мы его Хомяком зовем. Потом Эдин зам, Ребров Игорь Моисеевич. Илья Осипович Скатов — этот из театра Станиславского и Немировича, балерун. Резников, который в Израиле проживает, а сюда только наезжает, наш член редколлегии. Яша Стеценко, которого ты тоже видел, он наш спонсор. Ну, Игорь Ольшевский, правда, они не очень…
— Что, не очень?
— Ну, дружат. Встречаются, я его тоже здесь видела. Еще несколько человек. Я тебе могу завтра полный список дать, со всеми телефонами. А, вот еще, вспомнила, Купченко Роман Романович, но он у нас в редакции ни разу не появлялся, да и не друзья они, а, скорее, враги. Так сам Левка говорил. И Эдя — тоже, он его вроде бы лично знает.
— Тогда чего ты называешь его фамилию? — удивился Турецкий. — В какой связи?
— А этот Купченко когда-то дружил с Левой, они даже соавторами были, но это давно, наверное, в конце восьмидесятых еще годов. В общем, в прошлом веке!
— Ничего себе! — хмыкнул внимательно слушавший ее Щербак. — Нашей замечательной молодежи все, что было вчера, уже представляется прошлым веком! Ну и жизнь!
— А что, скажешь не так? — задиристо воскликнула Оксана. — Или вы уже все такие старые, что вам кажется, будто…
— Нам, милая моя, ничего не кажется, — засмеялся Турецкий. — Ты вон только взгляни на Колю, ну, какой же он старый? Он же любому молодому сто очков даст.
— Это мы еще посмотрим! — упрямо возразила Оксана.
Турецкий переглянулся со Щербаком и, неожиданно для себя, поощрительно подмигнул ему: мол, не теряйся. Но Щербак только пожал плечами, что можно было понять как угодно.
— Ну, хорошо, вернемся к списку, — сказал Александр Борисович. — Завтра действительно можешь дать? И про этого, про Романа Романовича, тоже сообщи, что тебе известно. А я подъеду. Позвоню, и мы встретимся, ну, как сегодня днем, устраивает?
— Вполне, — ответила девушка, но думала она теперь явно о другом. — Кстати, Купченко живет постоянно в Нью-Йорке, а его телефона у нас нет.
— Жаль, но ничего не поделаешь. Тогда заканчиваем. Кое-что мы смогли уточнить, правда, для этого вовсе не нужно было вламываться в чужое жилище. Но в принципе отсутствие информации — тоже информация. Сворачиваемся. Вторжение закончено. Коля, что там у тебя, какие действия? — Турецкий кивнул в сторону выходной двери.
— Как, а разве мы здесь не останемся? — с удивлением, смешанным с обидой, протянула девушка.
— А зачем? У тебя возникли персональные планы? — Турецкий этаким наивным глазом уставился на нее. — Только ты учти, что здесь мы находимся совершенно незаконно, и если нас кто-то засечет, крупных неприятностей не миновать. Нарушение неприкосновенности жилища — это статья сто тридцать девятая Уголовного кодекса — карается по закону. А о нас с ним, — он кивнул на Щербака, слушавшего его монолог с ухмылкой, — я уж и не говорю. Наши действия предусмотрены уголовной статьей о злоупотреблении служебным положением. А вот твои? Это уж как суд решит. Правда, ты всегда можешь заявить, что мы тебя силой заставили, но вряд ли кто этому поверит. Вот потому, Оксана, я уверен, что в данный момент нам лучше всего потихоньку смыться отсюда, оставив все так, как здесь было до нас. Поэтому я и просил тебя ничего руками не трогать и следов от своих пальцев нигде не оставлять, понятно?.. Погоди, не торопись, — быстро добавил он, увидев, что девушка собирается возразить. — Сейчас мы все вместе, как нам скажет Николай, покинем помещение, а потом мы решим, как компенсировать потерянное тобой ради нашего дела время, идет?
— Ну, ладно, — недовольно ответила она, поджав губы.
— Но девушке придется снова повязать косынку на голову, — улыбаясь, сказал Щербак. — И мои тренировочные штаны на себе оставить. Пока мы не выйдем и не сядем в машины. А выходить будем через окно на лестничной площадке второго этажа, там невысоко, метров пять, не больше. Пойдем в таком порядке: первым — я, за мной — Оксана, ты замыкаешь, Сан Борисыч. Прыгать не придется, у меня есть небольшая лесенка, метра на четыре.
Глаза у Оксаны снова вспыхнули — приключения продолжались.