Топор правосудия
Шрифт:
Второе известие о пропаже дела Алиса перенесла уже более стойко.
– Это не то дело, да? – тихо спросила она. – Я опять на краю гибели, правда? Антон Павлович, а меня могут посадить за это?
– Только в одном случае, Алиса. Если это ты выкрала дело. Если же ты все-таки в этом признаешься и можно будет что-то исправить, я гарантирую тебе определенную свободу.
Опять эти слезы…
Струге патологически не переносил воду. Ни в делах, ни на лице. Поморщившись, он развел руками.
– Слушай, хватит рыдать! Или, хочешь, вместе поплачем? Сядем, сопли распустим по всей столешнице и завоем, как собаки! Говори, где сидели Семенихин с адвокатом и где в это время находилась ты!
Алиса долго вытирала слезы, хлюпала и тряслась. Алла быстро бы уже распедалила ситуацию и вывела крайнего. Ее преемница же изводила себя страданиями. Наконец Алиса рассказала, что адвокат со своим подзащитным сидели за столом, читали копию приговора, а все три дела покоились на столе, прямо перед ними. Минут через десять они раскланялись и ушли.
– Сумки, кейсы у них в руках были?
– У адвоката какой-то дегенеративный чемоданчик был. А-а-а-а-а…
Больше дело можно было не искать. Если Алиса его не выдала злоумышленникам, что тоже вполне вероятно – она не Алла, чтобы Струге мог за нее поручиться, – то вывод напрашивался один. Дело выкрал либо Семенихин, либо адвокат Желябин. У Антона пробежали по спине мурашки, когда он представил, как семидесятилетний, известный в городе адвокат Моисей Лаврентьевич Желябин, прикусив в азарте язык, воровато оглядываясь на зазевавшегося секретаря суда, ворует со стола судьи Струге уголовное дело. Картина была настолько сюрреалистическая, что Антон, чтобы побыстрее прогнать этот бред, мотнул головой. Оставался маленький негодяй Семенихин, на которого глупец следователь не смог накопать доказательств для очередной ходки наркомана в зону. Одну судимость за хранение марихуаны Семенихин уже имел. Сейчас могла бы состояться вторая, но, к сожалению, желание многих милицейских следователей часто не совпадает с их умственными возможностями. А часто бывает очень даже наоборот: умственные способности настоль велики, что следователь умудряется выстроить дело так, что подсудимому нужно не нары стелить в казенном бараке, а вручать медаль «За охрану общественного порядка».
Но на кой черт Семенихину понадобилось дело Цебы?! Продать папку племяннику президента филиала за миллион? «Корейковщиной» попахивает. Это чересчур круто для обкуренного наркомана. Скорее – за тысячу.
Антон встал из-за стола и стал прохаживаться, как тигр в клетке. Алиса, как на теннисном матче, сидела и вертела головой направо-налево.
– Алиса, шея открутится. – Ему вдруг стало нестерпимо жаль эту девчонку. Верить в то, что она могла участвовать в спланированной или, наоборот, спонтанной операции, ему не хотелось. – Наводи порядок. Теперь, надеюсь, ты понимаешь, что такое потерять дело?
– Да…
– Нет, ты не понимаешь. Ты поймешь это, когда об этом узнает председатель суда. Вот тогда ты все поймешь очень быстро. Когда твоего судью выкинут на улицу, ему будет весело. Ему будет весело, потому что его не привлекут к уголовной ответственности. А если привлекут, тогда ему будет невесело. В любом случае его карьере придет конец. А ты…
Он посмотрел на девушку и осекся. И тут же стал винить себя за откровения. Кому они сейчас нужны? Может статься так, что и урок этот больше никогда не пригодится ни учителю, ни ученице. Просто не будет в этом необходимости.
Перед взором Струге проплывал бриллиантовый дым. Казалось, он проникал в каждый уголок его необъятного кабинета. Ему чудилась улица, по которой он идет; и люди двигаются навстречу… Шествует парочка; он показывает ей на Струге пальцем: «Видишь, это бывший судья Струге. Я не знаю подробностей, но говорят, что, когда он читал какое-то уголовное дело, чтобы дать пацану пожизненное заключение, братва привела в его кабинет стриптизершу. Она разделась и стала танцевать прямо на столе Струге. А когда он, роняя на столешницу пенную слюну, засовывал ей за трусы купюру, братва увела дело прямо из-под его носа…»
Позабыв, что находится в одной компании с юной дамой, Антон наклонился и в сердцах сплюнул в урну.
На глазах Алисы происходили странные вещи. Ее предшественница, Алла, уверяла ее, что Антон Павлович – честнейший человек с тончайшими струнами души. Эти струны нужно беречь и не щипать. Иначе она вернется и выщиплет все струны из души Алисы. Сейчас же девушка сидела на стуле, и ей казалось, что мир перевернулся. В течение одного утра случилось то, что с ее наставницей в суде не случалось многие годы. Потерялось уголовное дело, Антон Павлович отругал двух старух, как прораб – бригаду маляров, и сейчас с отсутствующим взглядом плевал под стол.
– Значит, так…
Услышав это, она вернулась в реальный мир.
– О пропаже дела – никому ни слова. Работать так, как будто ничего не случилось. Если кто-то спросит о деле Цебы, отвечай – оно у Струге. Под этими «кто-то» тебе нужно понимать всех, включая председателя Верховного суда и Генпрокурора. Все – ты в домике. В норке Кролика. В Зазеркалье. Поняла?
Алиса поняла. Не говорить никому правды, какой бы горькой она ни была, а все стрелы переводить на своего единственного сейчас покровителя. Задача проста, как процесс строгания морковки на терке. «А где…?» – «У Струге Антона Павловича». Все. Большего от секретаря-растяпы судья не требовал.
– А… Что мы сейчас будем делать? – спросила Алиса, едва закончив уборку.
– Работать. Что у нас было запланировано после несостоявшегося процесса?.. Кстати, где эта телефонограмма адвоката, которую ты приняла? Еще раз отпустишь заседателей или поступишь подобным образом – уволю. – Антон снова растер горящее лицо руками. – Да, уволю…
«Господи, – подумала не верящая в помощь всевышнего Алиса, – сделай так, чтобы он меня уволил прямо сейчас…»
Так кто же все-таки страдает клептоманией в особо крупных размерах?
Желябина Антон отбросил из числа подозреваемых сразу, едва опять вспомнил деда, едва передвигающегося на костылях по коридорам суда. Старик был силен умом, но слаб здоровьем. Его не увольняли из коллегии адвокатов на пенсию лишь потому, что он достиг всех высот, какие может достичь юрист, и сохранял в своем, весьма преклонном возрасте здравый рассудок. Он был из тех артистов, которые кончают свои дни на сцене. Понятно, что этот уважаемый человек украсть дело из кабинета судьи не мог ни при каких обстоятельствах. Никого, помимо его и Семенихина, за время отсутствия Струге в кабинете не было. За исключением, разумеется, Алисы.