Топот шахматных лошадок (сборник)
Шрифт:
— Ну и приходят, ну и что?.. Да и не надо дома! Вот нальют на Дворах бассейн, все купаться начнут, и тогда я… сяду в уголке незаметно…
— Ага! А за спиной у тебя зрители-советчики… Глядят то на меня, то на твою работу, обсуждают…
— Я же говорю: незаметно…
Что было делать? Надув губы, Белка сказала:
— Хорошо, когда нальют бассейн, поглядим…
— Значит, согласна?
— Ну ладно, ладно… — Когда наполнят бассейн, было неизвестно.
Главный институтский сторож и дворник дядя Капа (Капитолин Митрич) был человек с уклончивым характером. На вопросы, когда в бассейне будет вода, он раз за разом отделывался
Эти костры на укромных площадках разжигали студенты — те, что остались в институте на летнюю практику. По вечерам парни и девчата собирались у небольших оранжевых огоньков с гитарами, пели то дурашливые, то душещипательные песни (называлось «студенческий фольклор»). Например, такие:
Полечу я, как радиозонд, Ты же будешь следить, как локатор. Распахнется вокруг горизонт, Закурятся, как дым, облака там. Я в той облачной скроюсь гряде, И в эфире тогда станет тихо. Засигналишь ты мне: «Где ты, где?» Я же буду сидеть и хихикать…И припев:
Что такое наша жизнь? Ах, сплошные прятки! Ты по улице бежишь, Я сижу на грядке. Нет, не встретимся мы под Радугой-дугою. Завершен учебный год, Нынче я с другою…Когда подходили ребята, студенты охотно раздвигались, давали место. Иногда предлагали:
— Ну что, маэстры, «спиваем» вместе?
«Маэстрами» были Юрчик, Сега, Аленка (пока не уехала), Дашутка и Славик Ягницкий (в самом деле солист детского хора). Славик шепотом предупреждал: «Только не войте, как голодные коты на помойке… То есть я хотел сказать, держите правильную тональность…» Никто и не выл, все пели чисто и правильно. Чаще всего начинали с хорошей такой, немного печальной песни о дальних морях.
…А над синею бухтою той — Облака что твои паруса. А за дымчатой дальней чертой — Голоса, голоса, голоса… Это кто — отзовитесь скорей! Но разгадки и отзыва нет — Или голос нездешних морей, Или зов позабытых планет…Иногда кто-нибудь из иронично настроенных парней замечал:
— Несовременно поем, коллеги. Не вписываемся в эпоху…
Но другие отвечали, что шла бы она, эпоха, «туда, куда мы думаем».
— Ну-ка, Славик, давай про марсианские степи.
И Славик, переждав гитарное вступление, тонко заводил:
Там колючие травы под цвет кирпичей. Звезды с солнцем играют там в жмурки. Этот выжженный Марс, он пустой, он ничей, ТолькоИ народ негромко подхватывал:
Сотни тысяч веков там никто не бывал, Только мы там гуляли немножко: Только ты, только я, только пес Кардинал Да еще первокурсник Сережка…Случалось, что к огоньку бесшумно выходила Луиза, а за ней появлялся профессор Рекордарский. Профессора обрадованно пускали в круг, Луизу кто-нибудь подхватывал на руки. Валерий Эдуардович смущенно объяснял:
— Пошла опять из дома на ночь глядя, я за ней: «Ты куда?» А она сюда, к огоньку. Любит компанию… Но любит, негодница, и бродить сама по себе.
— Кошки, они такие, — соглашался народ. — Как у Киплинга… Валерий Эдуардыч, хотите печеную картошку?
— Не откажусь… Благодарствую.
Один за другим начинали стрекотать и наигрывать всякую музыку мобильники — подвешенные на шеях и спрятанные в карманах. Родители интересовались: «Где вас носит нелегкая? Марш домой!» — «Да ну, еще не поздно! Ма-а, еще полчасика!..»
«Бум-ква-ква! Бум-ква-ква!» — звучала в непонятном отдалении мелодия лягушачьего вальса. Сильно пахло лебедой, лопухами, тополиными листьями и остывающими кирпичами стен. Искры летели в светлое, не поддающееся ночи небо. Расходиться не хотелось.
Иногда появлялся из кленовой чащи дядя Капа. Останавливался за спинами, дослушивал очередную песню, потом говорил со служебной строгостью:
— Костерок-то погасите, когда кончите ваш концерт. А то мало ли чего…
Его дружно уверяли, что костер будет погашен со всей тщательностью. Но кто-нибудь из мальчишек обязательно добавлял, что «вот если бы в бассейне была вода, то совсем просто: принесли ведерко и залили…»
— Будет, будет вода… — ворчал дядя Капа и пропадал, уклоняясь от справедливой критики.
Наконец дядя Капа объявил: с трубами дело паршивое и, если «народ хочет купальню», пусть этот народ расчистит родник под старой кирпичной кладкой среди тополей — чтобы ручей от родника потек в бассейн. Потому как «любишь купаться, люби лопатой шевелить»…
Ну и что? Ну и пошевелили лопатами — без лени и даже с радостью. Расчистили, выложили извилистое русло гранитными плитками. Ручей зажурчал, защекотал ребячьи ноги, брызнул искрами, благодарно наполнил восьмиугольный каменный водоем за сутки. Из бассейна вода побежала через прорытый отток в заросшую кувшинками канаву. Канава вела неизвестно куда. То есть известно: Дашутка сказала, что в Круглое болотце. Но добраться по ней до болотца было немыслимо — любой застрял бы в непролазных травах и ольховнике.
— Вот приедет Драчун, он покажет дорогу.
— Да когда он приедет-то? — нетерпеливо сказал Сега.
— Скоро… Видите, уже расцвели коронки…
— Какие коронки? — удивилась Белка.
— Да вот же… — Дашутка присела, взяла в пальцы жесткий стебелек с желтыми цветами-звездочками. Были цветы размером с ее ноготок на мизинце. Острые лепестки загибались — будто и правда как зубчики на крохотной короне. Впрочем, это когда приглядишься. А так — обычное золотистое мелкоцветье, какого полно всюду. Давно отцвели и опушились одуванчики, но солнечно горели кругом лютики, сурепка, крохотные желтые ромашки и всякая мелочь, у которой мало кто знает названия. Но Дашутка оторвала один цветок-коронку, уронила на булыжник мостовой, и тот тихонько зазвенел, будто был выкован из тонкого металла.