Топот шахматных лошадок (сборник)
Шрифт:
— В отличие от некоторых, — сказал Костя. — Бывает наоборот: с виду совсем как человек, а живет лишь затем, чтобы сытно есть да под себя грести…
— Про такое я тоже читал в книжке про лягушонка, — вспомнил Юрчик. — Это кто-то мальчику там объяснял…
— По-моему, неважно, как существо выглядит, — согласилась Белка (захотелось вдруг пофилософствовать). — Если есть внутри душа и соображение — сущность самая человеческая.
— Луиза сто раз человек, — сказал Тюпа, и все покивали, вспомнив профессорскую любимицу.
— И лошадки тоже люди, — шепотом добавил Сега. Непонятно было, про живых лошадок он или про шахматных,
— И Лихо — человек? Да, Андрюша? — осторожно спросила Дашутка.
— Да уж само собой, — ворчливо сказал Драчун.
— А кто это? — удивился Юрчик.
— Да так… знакомый один, — отозвался Драчун без охоты. Но ребята молчали выжидательно, и ясно стало: если не ответишь, это будет обидно всем. — Ну, он вроде домового… Мы давно знаем друг друга.
— У вас дома есть домовой? — весело удивился Чебурек.
— Да не дома…в другом месте…
— Драчун, расскажи, — попросил Вашек. — Если не тайна.
— Да не тайна… Дашутка вон тоже знает… — Драчун неуклюже поворочался на песке. — Только противно рассказывать, какой я был дурак…
— А ты про это пропусти, — посоветовала Белка. — Расскажи про домового.
— Там все вместе связано… Ладно, расскажу, когда пойдем обратно. В коридоре…
Все понятливо помолчали. Конечно, в полусумраке легче признаваться, «какой я был дурак»…
Вот история одноглазого Лихо Тихоныча, которую путешественники узнали от Драчуна, когда шли по темному кирпичному коридору. Рассказывал он коряво, посапывал от неловкости, часто сбивался. Поэтому здесь события изложены несколько иначе — без запинок и по порядку.
С самого раннего возраста жизнь Андрюшки Рыбина была несладкая. В детский сад его на первых порах устроить не смогли, сидел он дома. А кому там до него дело? Одна сестра в техникуме, другая на работе, матери вообще нет с утра до вечера. Одна надежда на соседку Лизавету Борисовну. «Спасительница вы наша, куда бы мы без вас делись…» — «Да чего там, люди не чужие, завсегда помочь можно. Только ежели дам когда Андрюхе шлепка, пущай не обижается. Дитятко — не сахар». Ну и давала иногда. И кашей кормила, и следила, чтобы не лез куда не надо — к газовой горелке там или к включенному телевизору. А он и правда в ту пору — года в три-четыре — был не сахар. Упрямый. Особенно упирался, когда приходила пора укладываться спать. Уложить его старались пораньше: у взрослых свои дела — матери все еще дома нет, сестрам бежать куда-то приспичило, Лизавете посмотреть мексиканский сериал охота.
«Ложись, тебе говорят, неслух окаянный! Кому сказано!»
«Не хочу! Сама ложись! Че дерешься! Сама неслух!»
«Вот послушайте, люди добрые, как он с бабкой лается! Спасу нет! Лихо тебя забери!»
Незнакомое слово царапнуло, показалось тревожным.
— Какое лихо? — пробормотал Андрюшка, стараясь показать, что ни капельки не обеспокоен (было ему тогда три года с хвостиком). Лизавета, однако, вмиг учуяла его опасение.
— А вот такой Лихо! Кривой, одноглазый. Тех, кто кобенится да спать не идет, раз — и в мешок!
— Врешь, — сказал Андрюшка совсем уже неуверенно.
— А вот как окажешься у него в мешке, сразу узнаешь, врала бабка или нет…
Слабея от страха, Андрюшка с остатками упрямства сказал:
— Нету никакого мешка…
— Это как же нету, ежели он
«Пищеварительные» подробности показались убедительными трехлетнему пацаненку, еще плохо знакомому с реальной жизнью. Он хныкнул и полез под одеяло.
— Вот то-то, — подвела итог Лизавета Борисовна, крайне довольная успехом своей фантазии. — А зовут его Лихо Тихоныч, потому что шибко любит, чтобы дети вели себя тихохонько. И с нынешней поры кажну ночь будет он жить вон там, под материной кроватью. Может, и теперь уже под ею…
Андрюшка хныкнул снова и натянул одеяло на голову.
Поздно вечером Лизавета, хихикая, поделилась выдумкой с Андрюшкиной мамой и сестрами. Им бы сказать бестолковой соседке, чтобы не стращала малыша, а они обрадовались: нашлась на строптивца управа! С той поры одноглазый Лихо Тихоныч на два года сделался кошмаром Андрюшкиной жизни. Чуть что — «А вот подожди, Лихо узнает!.. Опять не ложишься? Лихо-то, наверно, уже под кроватью…»
Нельзя сказать, что его путали регулярно. Порой Лихо подзабывался, да и Андрюшка стал меньше вредничать. Но он всегда знал, что Лихо есть! Что он обязательно где-то поблизости. А уж если какой каприз, все наперебой: «Забыл, что у нас тут где-то Лихо живет? Хочешь познакомиться?»
Андрюшка жил с этим страхом до пяти лет. И кончилось тем, что он наконец… увидел Лихо! Было это вечером, Андрюшка лежал под одеялом и разглядывал картинки в большой книге про Гулливера. В комнате были мама и Лизавета, рассуждали о нынешней нелегкой жизни. Лизавета мельком глянула на Андрюшку.
— Все ишшо не спит. А время-то почти десять…
— Оставь книгу, спи, — велела мама и выключила верхний свет. Осталась гореть настольная лампа.
— Ну, чего… — заныл Андрюшка.
— Забыл про Лихо? — привычно припугнула мама. — Он где-то здесь.
Андрюшка в ту пору уже испытывал некоторые сомнения в существовании одноглазого людоеда. К тому же рассуждал так: если он и есть, при маме не вылезет. Поэтому книгу сразу не отложил, а глянул из-под нее, оценивая обстановку. И…
Под маминой кроватью светился круглый, чистый, ярко-голубой глаз. Размером с электролампочку. Над глазом было что-то вроде растрепанной шапки, под ним — что-то рыхлое, бесформенное. А глаз глядел в упор…
— А-а-а-а!! Не на-адо!!
…Его успокаивали очень долго. И мама, и подоспевшие сестры, и даже Лизавета. Говорили, что Лихо был глупой выдумкой, даже отодвинули кровать: смотри, нет здесь никакого Лиха! Но Андрюшка еще долго рыдал и вздрагивал. Мама просидела на кровати с ним рядом до середины ночи…
А светлым утром, когда в комнате никого не было (Лизавета шумно возилась на кухне), Андрюшка увидел на полу мятый листок. Осторожно выполз из постели, поднял бумагу. Он уже умел тогда читать. Правда, еле-еле умел, но слова из крупных букв — такие вот, как эти, коряво нацарапанные синим карандашом, — разбирал. И вот что он прочитал: