Торговка и поэт
Шрифт:
В полдень горячее отчаяние, рой мыслей, стремительных, противоречивых, невероятных, желание действовать, искать, сменилось холодным отчаянием, когда наступает душевное одеревенение, почти полная бездумность. Светка чувствовала материнское настроение и начала капризничать, плакать. Ольга отшлепала ее и сама испугалась своей злости, заголосила по-бабьи, как голосят по покойнику. Малышка так поразилась этому, что перестала плакать и стала по-своему, по-детски утешать мать, отчего Ольга расстроилась еще больше.
В таком состоянии ее застал
— Не узнаешь, красавица?
— Разве такого гжечного пана можно не узнать?
Сама удивилась, почему ее вдруг потянуло на игривый тон, — наверное, такой это уж был человек, что иначе с ним говорить невозможно.
Евсей хохотнул не особенно весело:
— О, это уже почти комплимент! Однако мало я изменился, выходит?
Увидел в «зале» зеркальный шкаф, ступил к нему, чтобы посмотреться.
— Да нет, изменился очень, — успокоила Ольга, — но такого пана можно узнать всегда.
Теперь он засмеялся весело.
— Настоящие паны за такие комплименты целовали бы пани ручку.
— Так то же настоящие!
— Да, я пан не настоящий. Знаешь, почему я пришел? За обещанными драниками. Все время с того дня чувствовал их запах, драников твоих.
Ольга обрадовалась, что человек так искренне и просто попросил есть. Но еще больше обрадовало то, что он намерен задержаться надолго, с ним можно поговорить, у него, как и у Лены, можно спросить об Олесе.
Как бы испугавшись, что он передумает, бросилась на кухню, начала чистить картошку. Настроение у нее переменилось, снова она была той Леновичихой, проворность которой удивляла и восхищала всю Комаровку.
Малышка почувствовала перемену в материнском настроении и тоже повеселела, играла с картошкой и без конца лопотала на своем детском языке, будто просила прощения за недавние капризы.
Ольга выглянула из кухни — как гость? И застыла, пораженная. Весельчак, балагур сидел на диване, понурив голову, в позе смертельно уставшего человека; глубокая печаль и душевная боль застыли на его лице. Даже не заметил, как хозяйка подглядывает за ним из-за плюшевой портьеры. А Ольгу снова оглушил страх. «Может, пришел, чтобы сказать… Нет! Нет!» — ни сердцем, ни разумом не могла она поверить в е г о смерть.
Гость услышал, как она трет картошку, вышел на кухню, удивился:
— Ты действительно готовишь драники? Я пошутил. Нет у меня времени. Хотя съесть что-то надо. Силы нужны.
— Это быстро. На примусе.
— У тебя есть керосин?
— У меня все есть, — похвалилась Ольга.
— Ого! — Он снова засмеялся, будто жених, который, придя свататься, узнал, что невеста значительно богаче, чем он предполагал.
Сел на низкий табуретик и начал из картофелины вырезать малышке смешного человечка. Когда же на сковородке зашипели на свином сале первые драники и поплыл аппетитный запах, гость виновато признался:
— Пойду посижу на диване, а то боюсь, упаду, голова кружится, со вчерашнего дня ничего не ел.
— О боже мой! — ужаснулась Ольга. — Какая же я глупая! Садитесь за стол сразу, и я в один миг все подам. Водки выпьете?
— Нет, нельзя мне.
Он ел много, но не жадно, не спеша, как бы стыдился или остерегался, не запихивал целый драник в рот, откусывал по маленькому кусочку и не глотал, ждал, пока пахучая мякоть растворится во рту.
Ольге нравилось, как он ест, уважение к еде нравилось. Она стояла у кухонной двери и смотрела на него.
— Никогда не ел ничего вкуснее, — похвалил он драники.
Хвалили ее за хозяйственность, проворство и умение часто, но похвала этого гостя была особенно приятна.
— Ешьте на здоровье, Евсей… не знаю, как вас по отчеству. — Ольга неожиданно для себя перешла на «вы». После его признания, что он два дня ничего не ел, увидев, как интеллигентно он ест, Ольга отбросила игривый тон, в голосе появились серьезность, уважение.
— Сегодня мое имя Виктор Андреевич, — сообщил он с таинственной улыбкой. — Виктор Андреевич Леденев. Вы давно меня знаете. Понятно?
Теперь Ольга почувствовала к гостю еще большее уважение, но одновременно появилась и какая-то иная, чем вначале, боязнь.
— Да, я понимаю.
— Садись, посиди со мной, — показал он на стул около стола.
— Так драники же пекутся.
В кухне шумел примус, шкворчала вторая сковорода оладий.
— Не неси больше, а то объемся.
Но Ольга принесла сковородку, вывернула драники в тарелку, залила сверху жиром.
— Ешьте!
Кажется, ему не понравилась ее серьезность, он попробовал возобновить прежний тон:
— Пани не представляет, какое испытание дает моему бедному желудку! Очень уж холодно на дворе.
Ольга промолчала. Отнесла на кухню сковородку, вернулась и села на стул.
Вблизи внимательно всмотрелась в его лицо, увидела, что человек не так молод, как показалось при первой встрече на рынке, или, может, за два месяца так постарел; кажется, тогда не было таких глубоких борозд под глазами и у губ.
— Не смотри на меня, — снова шутливо попросил Виктор Андреевич. — Я никогда не появлялся перед красивыми женщинами в таком виде — небритым.