Торикаэбая моногатари, или Путаница
Шрифт:
В другое время Сайсё стал бы слагать стихи, полные грустного очарования, но теперь он был погружен в мрачные думы, тосковал и ужасно терзался, все более падая духом.
Дочь Удайдзина — Ённокими — и на этот раз родила очень красивую девочку, но сама она так ослабела, что и теперь ее состояние внушало беспокойство, она угасала, и было непонятно, жива ли она еще или уже нет. Обливаясь слезами, она думала: «Я умру, ни разу больше не повидав отца и не получив его прощения». Видя ее страдания, ее мать не могла сдержать слез. Она сказала Удайдзину: «Если бы быть уверенным в том, что она останется
Хотя Удайдзин и сказал в сердцах, что не хочет больше видеть дочь и выгнал Ённокими, но время сделало свое дело — он любил и жалел ее. Он так обожал дочь, что слышать сетования жены было для него нестерпимым испытанием. «Все находится во власти судьбы, не попрощаться с умирающей — так несправедливо и бессердечно!»
Когда Удайдзин пришел к Ённокими, он не мог понять, была ли его столь любимая дочь жива или мертва, ее чрезмерно длинные волосы покрывали одежду, она лежала. Каким бы страшным ни был его гнев, как он мог перестать заботиться о ней! Она была такой жалкой, что, увидев ее, отец, досадуя на себя, горько подумал: «Зачем я так жестоко с ней обошелся, как ей должно быть тяжело!»
— Милая моя, я не помогал тебе, пока все не стало так плохо. Ты бесконечно дорога мне, но когда я узнал то, что вовсе не ожидал услышать, я не смог смирить свою гордость и отрекся от тебя. Как я жалею об этом! Ничто не имеет значения, ничто другое, только бы ты была жива, и я заботился о тебе. Пусть Будды и боги возьмут мою жизнь вместо твоей! — он зарыдал в голос — так был взволнован.
Удайдзин пытался облегчить страдания Ённокими, принес ей теплой воды. Хотя она была еле жива, но, услышав голос отца, все же приоткрыла глаза и посмотрела ему в лицо, по ее щекам текли слезы, видя это, отец печалился и страдал, возносил бесчисленные молитвы. В волнении он крепко прижал ее к себе. Ему казалось, что так ей лучше.
— Прошу, позвольте мне стать монахиней, — сказала Ённокими, едва дыша.
Понимая, что это было бы для него слишком тяжело, он ответил:
— Пока я жив, не смей и думать об этом, — он плакал и был растерян.
Отец остался у дочери и стал ухаживать за ней. Ённокими была рада и счастлива, собралась с силами, старательно пила теплую воду, и ее состояние значительно улучшилось. «Как только будет можно…» — все думал Удайдзин и, наконец, забрал ее домой, заботился о ней, не отходя ни на шаг.
Сайсё же погрузился в мрачные мысли и позабыл обо всем и обо всех. Если бы все продолжалось как прежде, Ённокими, возможно, стала бы его упрекать, но теперь она думала, что он не приходит оттого, что она с отцом, и его отсутствие было кстати. Новорожденной девочке Удайдзин взял нескольких кормилиц, души в ней не чаял. Но от Садайдзина не пришло ни слова, Удайдзину это казалось печальным и горьким, радость его была омрачена.
Химэгими и Вакагими не могли бесконечно скрываться в Ёсино вдали от людей. К тому же их так ждали родители. Решив, что пора возвращаться, они хотели было уже скрытно отправиться в столицу, но Вакагими с тоской думал даже о недолгом расставании со старшей принцессой Ёсино.
— Может, ты поедешь со мной вместе? — предложил он.
Она же пребывала в унынии и тоске. Как она может поддаться уговорам человека, к которому она еще не успела как следует привыкнуть? Как она может покинуть это уединенное жилище, к которому
Но и вернуться тогда уже не вернешься, ей будет стыдно, что прошумят эти сосны. Словом, неожиданно для Вакагими оказалось, что уговорить ее так просто не удастся. Вакагими был раздосадован, принцесса же, как и бывает в подобных случаях, расплакалась.
От горестей судьбы. Я скрыта здесь В горах Ёсино. Так как же в бренный мир Могу теперь вернуться?— Но все же не забывай обо мне. Хоть так и вышло… — чуть слышно произнесла она. Как необыкновенно изящна, благородна и очаровательна она была!
От горестей судьбы Уходят люди В горы. Но знаю — Это не навечно.— Хорошо, оставайся, хоть мне и досадно, — сказал Вакагими обиженно.
«И в самом деле, как это я ни с того ни с сего привезу принцессу Ёсино с собой? Скрыть ее от Принцессы будет невозможно, а если вдруг это ей не понравится, будет очень горько. Да и вообще, переезжать ей несколько преждевременно, лучше я сначала приготовлю для нее пристанище и тогда уже заберу ее. Мы ведь уезжаем скрытно и, увидев свою дочь с нами, принц может быть несколько удивлен», — подумал Вакагими и не стал больше ее уговаривать.
Под покровом темноты они прибыли в столицу. Химэгими прошла за занавес, где всегда сидел Вакагими, а Вакагими остался перед ним. Отец увидел это и подумал, что всегда мечтал преодолеть эту путаницу и поменять их местами, и вот теперь это произошло. Он был так рад — слезы застилали ему взор. Химэгими выглядела необычайно красивой, нежной и очаровательной, ее ниспадающие волосы прелестно блестели и переливались, она была так изящна, как бывает лишь во сне. Несказанно прекрасен был и Вакагими, его обаяние превосходило воображение. Но все-таки Садайдзин беспокоился, как бы они снова не поменялись местами. Дети рассказали, что произошло за последние месяцы.
— Именно такими вы должны были быть с самого начала, все остальное — совершенно противоестественно. Не стремитесь к другому, живите такими, какие есть сейчас. Вам было бы трудно, если бы вы обладали разной внешностью, но судьба назначила вам быть до странности похожими друг на друга. И теперь ты, Вакагими, без всякого труда войдешь в общество Советником, ведь ты на одно лицо с Химэгими, а если даже кто-то и заподозрит, что здесь что-то не так, никто не станет обсуждать или осуждать это. Что до Ённокими, то Сайсё трогательно заботился о ней, когда ей было плохо, а Удайдзин снял свое проклятие, и вернул ее к себе домой. Конечно, он в глубине души может думать всякое, но говорить об этом ему будет неудобно. Так что и это дело устроится, — заключил отец.