Торир. Рыжебородый
Шрифт:
Посланник вжался в землю всем телом, цепляясь за нее, словно она могла помочь ему спастись от чего-то чуждого человеку, да и пожалуй для самой Смерти. Сильный ветер хлестал и бил его тело, но Аркюэл оставался на месте.
Согревшись в лучах солнца, он, откинув осторожность, подобрал ноги к животу, а потом метнулся в сторону. Какое-то мгновение он опасно балансировал, противопоставив ветру всю свою силу, повиснув на руках. Он пытался отыскать опору для ног… Наконец ему это удалось и он выскользнул из смертоносного потока.
Аргосец отполз на безопасное расстояние и попытался встать на ноги. Утесы вокруг дрожали
На той стороне ущелья лев все еще сражался с врагами Аквилонии. Он загнал нескольких солдат в расселину, но его собственные размеры не позволяли ему преследовать их дальше. Огромный каменный зверь снова протяжно зарычал и попытался добраться до врагов, но расселина оказалась слишком узкой. Лев стал царапать утесы, вставал на задние лапы, извивался, так что дрожали скалы. Наконец он неудачно повернулся у самого края бездны и полетел вниз, в бурлящий поток, разваливаясь на куски при ударах о стенки пропасти.
Аркюэл из Аргоса не видел, как рассыпавшаяся статуя упала в реку. В поисках убежища он направился по дороге в сторону равнин, и тут слева от него обрушилась скала, снова запечатав дверь в темный мир, похоронив его под тоннами камня. После обвала Аркюэл долго откашливался от пыли и уворачивался от валунов, скатившихся на дорогу. Он забился в расселину в скале и замер там, ожидая, пока дрожь земли не уймется.
Потом он медленно подошел к ущелью, ведущему в сторону Тарантии, которое превратилось в опасную дорогу, потому что теперь пологий склон справа обрывался в бездонную пропасть. Массивный мост до сих пор связывал утесы, но местами обвалился. Постамента на котором стоял каменный страж, больше не существовало…
Через несколько часов Аркюэл поднялся на плато. Отсюда дорога уходила дальше на юг. Хорошо утоптанная, она кружила по плечам гор. У подножия поросшего деревьями склона паслись два коня. Стерев грязь с лица, аргосец направился прямо к ним.
Джон Бордмен
ЗАВЕЩАНИЕ СНЕФРИ
Я, Снефри, сын Месю, рыбака из Кеми, что расположен в Стигии, диктую эти слова писцу Гапусенебу со своего предсмертного ложа в далеком Замбуле. Перед смертью я проклинаю Конана, короля Аквилонии, за те несчастья, что обрушил он на меня и моего ребенка, став причиной моего нищенского существования вдали от земли, где я родился. Из-за него придется мне умереть в изгнании.
Все произошло осенью в шестнадцатый год правления короля Ктефона IV, когда Тот-Амон, наславший на меня зло, стал Верховным священником Сета. В тот день я возвращался домой, так и не поймав никакой рыбы. Неожиданно из потайной бухточки выскользнуло судно, и четверо черных корсаров взяли меня в плен. Я сильно испугался, потому что на всем океанском побережье известно: корсары — настоящие демоны. Они пытают и убивают всех, кто попадет к ним в лапы. Под командой капитана Амры они однажды обрушились на прибрежный дворец принца Таманеба, предав всех мечу. Мои братья Тету и Меру, служившие в охране принца, были убиты демоном Амрой.
Но корсары не убили меня. Разговаривая на своем варварском языке, они подняли меня и мою бедную лодочку на борт пиратской галеры. Все это случилось в Мангровом заливе. Когда меня подняли на борт корабля, то поставили на колени перед самим Амрой, явившимся из ада мучить людей, поклоняющихся Сету. Конан — так Амра называл себя — король варварского королевства Аквилонии, лежащего далеко на севере, там, где люди презирают святого Сета и поклоняются таким дьяволам, как Митра и Кром.
Амра расспрашивал меня. Его интересовало, чем занимается великий священник Татотмис, вернувшись из путешествия в Мессантию. Но откуда же бедняку знать что-то о деяниях и мыслях священника Сета? Так я Амре и сказал. Однако он и его корсары посмеялись надо мной. А потом Амра надел мои одежды, забрал мою лодку и куда-то уплыл. Всю ночь я оставался пленником черных корсаров и не мог спать от страха. Эти морские демоны похвалялись тем, сколько сти-гийцев они убили и сколько обесчестили женщин, и я уже решил, что они будут пытать и убьют меня.
Но на рассвете Амра вернулся. Его нож был обагрен кровью бедных стигийцев. Ликуя, показал он огромный красный драгоценный камень своим черным дьяволам и проревел о том, что теперь они поплывут в Зингару. Потом он подал мне полную шапку золота, отдал одежду и лодку.
Вернувшись в Кеми, я понял, что в эту ночь Сет был со мной. Я попал в руки корсаров и не только сохранил жизнь, но и получил больше золотых монет, чем у десяти человек пальцев на руках и ногах. Однако эта призрачная удача стала лишь первым шагом моего падения, которое и привело меня в нынешнее бедственное положение.
Привязав свою лодку у берега, я вернулся в хижину. Моя жена Нефри и шестеро моих детей обрадовались, увидев меня снова, так как боялись, что я утонул. Нефри рассказала мне о том, что случилось в Кеми этой ночью. Варвар-язычник убил одного из священных сынов Кеми — может быть, ту самую змею, которая в тот год взяла одного из моих сыновей (семья моя этим очень гордилась). И еще в сердце священной пирамиды был убит священник Татотмис и десять или двенадцать жрецов. Там же нашли трупы четырех желтых демонов. Еще говорили, что язычник похитил у священника драгоценность огромной магической силы.
Я показал Нефри золото, и она обрадовалась тому, что больше мы не будем жить в бедности. Однако это были нечестивые деньги, потому что дал их мне язычник Амра, убийца жрецов. На монетах был отчеканен не Сет и лик короля, как на нормальных стигийских деньгах, а какие-то луны, корабли и незнакомые варварские короли далеких, населенных демонами земель. Так что мы спрятали золото в горшок, и я отнес одну монету на базар к меняльщикам, обменять ее на серебряные сети и медные гюрахи.
Я зашел в палатку меняльщика Оуна и дал ему монету. Тот внимательно осмотрел ее и попробовал на зуб.
— Это аргосианский пол-арго, — сказал он. — Редко приходится их видеть, но несколько таких монет уже попадалось мне.
Он дал за нею мне шесть сети и два гюраха, а я не торговался с ним, чтобы он не стал выспрашивать меня, где я взял эту монету.
Домой я вернулся в хорошем настроении, потому что сети — плата за день тяжелого труда, и самый большой мой улов стоил на рынке два с половиной сети.
Нефри просила меня о многом: чтобы мы переехали в новый дом в престижном квартале Замлек, чтобы я попробовал стать, торговцем, чтобы наш старший сын Готпи смог выучиться на жреца.