Торквемада
Шрифт:
Посмотрев на королеву, Торквемада ответил:
— Я сегодня же высылаю в Сарагосу трех своих людей: отца Хуана Колвера, магистра Алонсо де Аларкона и отца Педро де Монтерубио. Полагаю, такие меры не встретят возражений с вашей стороны?
— Мы одобряем ваш выбор, — взволнованно кивнул Фердинанд. — Но послужит ли все это делу объединения королевств?
Торквемада усмехнулся:
— А разве не на крови Юлия Цезаря и Цицерона построил свою империю великий Октавиан?
— Мы слышали, что множество людей по подозрению в соучастии уже брошены в тюрьму, уже начались пытки, — вновь вступила в разговор королева.
—
Томас де Торквемада знал, что говорил. Устав инквизиции предписывал следователям применять пытку в отношении подозреваемых лишь один раз, однако даже эти малые права подследственных теперь грубо и цинично нарушались. В противном случае у молодых дворян-заговорщиков, людей сильных и телом и духом, был бы шанс если не оправдаться, то как минимум спасти других организаторов и участников заговора. Теперь все было по-другому. Эра снисхождения к врагам ушла в прошлое, а когда следователи уставали (ведь тоже не железные), они не прекращали пытку, а просто на время приостанавливали ее, чтобы отдохнуть и набраться новых сил.
Под изуверскими пытками первым «сломался» Видаль д’Урансо. Взамен на обещание прекратить пытки и получить помилование он вызвался рассказать о заговоре и тайном союзе все, что было ему известно. Таким образом, нити всего заговора очень скоро оказались в руках инквизиторов.
Видаль д’Урансо раскрыл инквизиторам имя руководителя тайного союза, Хуана де Педро Санчеса, который накануне ареста успел со своей семьей бежать в соседнюю Францию. Отчаявшись добиться его выдачи, 30 июня 1486 года инквизиторы предали символическому сожжению его набитое соломой чучело. Остальных участников заговора — тех, кому не удалось вовремя покинуть пределы Испании, постигла куда более страшная участь.
Важно отметить, что людей арестовывали как мятежников, а не как еретиков. Король Фердинанд в конечном итоге рассудил, что сопротивление его воле достойно кары в большей степени, нежели осквернение храма. Наказание было таким, что многие приговоренные, думается, предпочли бы костер.
Публичной епитимье и пожизненному заключению подверглись сотни представителей испанской знати городов Сарагоса, Калатаюд, Барбастро, Уэска и Тарасона. Среди них оказались и дон Бласко де Алагон, непосредственно стоявший за убийством Педро де Арбуэса, и главный казначей короля Фердинанда Габриель Санчес, и королевский секретарь дон Луис Гонсалес, и вице-канцлер Арагона дон Альфонсо де ла Кавальериа, принадлежавший к одной из знатных фамилий Сарагосы и пользовавшийся большим расположением короля, и протонотарий Арагона (главный секретарь высшей судебной инстанции) дон Фелипе де Клементе. Многие из осужденных на пожизненное заключение от полученных во время пыток увечий умерли вскоре после вынесенного приговора.
Хуана де Эсперандео и других главных участников убийства Педро де Арбуэса перед казнью привязали к лошадям и протащили по улицам Сарагосы. Суд приговорил их к медленной показательной смерти в назидание тем, кто в будущем решится покуситься на святую инквизицию. Перед смертью приговоренным отрубили руки и лишь затем повесили. Как правило, жертвы палачей испускали дух задолго до того, как их головы просовывали в петлю. Затем тела казненных четвертовали, то есть разрубили на несколько частей и, насадив на кол, выставили на основных дорогах, ведущих в город.
Единственным из арестованных, кому удалось избежать столь страшной участи, стал Хуан де ла Абадиа. За несколько часов до начала показательной казни, оставшись на какое-то время без присмотра надзирателей, он повесился в тюремной камере. Тем не менее палачи надругались над его трупом. Его тело выволокли на эшафот и подвергли тем же издевательствам, какие было суждено перенести перед смертью его товарищам.
Что касается Видаля д’Урансо, то помилование, обещанное ему за предательство, ограничилось лишь следующей «великой милостью» — в отличие от других приговоренных ему отрубили руки уже после того, как он испустил дух.
Таким образом, заговор был подавлен с максимальной жестокостью.
Воспользовавшись этим, король Фердинанд сумел еще более укрепить свою власть в Арагоне, избавившись от всех неугодных ему людей. Под предлогом борьбы с «коварными заговорщиками» практически всю испанскую знать пропустили через страшное сито трибунала инквизиции. При этом достаточным доказательством соучастия в преступлении была просто дружба с подозреваемым в заговоре или, что считалось еще более страшным, оказание помощи беглецам.
Например, дон Хаиме Диес де Окс Армендарис, сеньор города Кадрейты, знаменитый рыцарь Наварры и предок герцогов де Альбукерке по женской линии, был присужден к публичной епитимье за то, что укрыл на одну ночь в своем доме Гаспара де Санта-Круса, Гарсию де Мороса и Мартина де Сантанхела, которых происходившее вынудило покинуть Сарагосу.
То же наказание постигло некоторых знаменитых рыцарей города Туделы, принявших Хуана де Педро Санчеса и других беглецов.
Судьба тех, кому все же удалось бежать, сложилась не более счастливо. Например, тот же Гаспар де Санта-Крус, бежавший во Францию, в Тулузу, странным образом умер вскоре после того, как его чучело было публично сожжено в Сарагосе. Потом по приказанию инквизиции был арестован один из его сыновей, способствовавший бегству отца. Он подвергся публичному наказанию и был присужден взять копию приговора над его отцом, поехать в Тулузу, передать там этот документ местным монахам-доминиканцам с просьбой, чтобы труп его отца был вырыт для сожжения, и затем вернуться в Сарагосу для передачи инквизиторам подробного протокола этой экзекуции.
От гнева инквизиции не могло спасти даже королевское происхождение. Доказательством может служить тот факт, что лишь за намек в пособничестве бегству нескольких заговорщиков родной племянник Фердинанда Арагонского, дон Хаиме Наваррский, сын Элеоноры, королевы Наваррской, и Гастона де Фуа, оказался в пыточных подвалах инквизиции. А ведь это был наследник наваррского престола. По словам Хуана Антонио Льоренте, инфант «был заключен в тюрьму инквизиции в Сарагосе, из которой он вышел только для того, чтобы подвергнуться публичной епитимье».
Заметим, что этот вполне достойный человек был нелюбим королем Фердинандом, и инквизиторы знали это, когда принимали решение посягнуть на его свободу.
Примеры творившихся расправ можно было бы приводить еще очень долго. Но дело тут не в конкретных фамилиях пострадавших испанских грандов и не в описаниях наказаний. Главное состоит в том, что убийство инквизитора Педро де Арбуэса оказалось весьма выгодно Фердинанду Арагонскому, который благодаря ему сумел укрепить свою власть и устранить всех своих противников.