Торпедой - пли!
Шрифт:
— А ничего. Я в том смысле, что он здоров, как танк. Возможно, наглотался воды. Есть, конечно, ощущение, что его как будто веслом огрели. Чего ему только не колол, он все никак не очухается.
— Не веслом, а взрывом.
— Да, похоже. Взгляните сами: глаза реагируют на свет, цвет лица вполне здоровый, дыхание ровное. У меня создается впечатление, что он нас слышит, но не хочет признаваться.
— У меня тоже. Ты не смотрел, при нем какие-нибудь документы были?
— Нет… — Артем озадаченно
Командир уверенно расстегнул куртку с орлами на пуговицах и запустил руку в нагрудный карман.
— Интересно… — он раскрыл картонную книжицу, состоящую всего из двух страниц.
На первом развороте была небольшая фотография, два на три, со всех углов облепленная размытыми печатями с орлами и свастикой. Второй разворот был исписан типографским шрифтом с графами для заполнения. На обеих страницах четверть листа занимала выдавленная печатью жирная буква U.
Дмитрий Николаевич в раздумье повертел документ со всех сторон и задумчиво произнес:
— Надписи похожи на немецкие. — Выглянув из двери медблока, он выкрикнул в глазевшую на него толпу: — Есть кто-нибудь, знающий немецкий язык?
Знатоков немецкого не нашлось. Командир уже собрался сказать что-нибудь ядовитое по поводу умственной одаренности своего экипажа, как вдруг, растолкав первый ряд, вперед вышел начпрод Миша.
— Товарищ командир, можно я попробую?
— Что попробуешь? — не понял Дмитрий Николаевич, но когда до него дошел смысл Мишиных слов, его лицо удивленно вытянулось. — Это же с каких пор начпроды стали у нас языками интересоваться? Ну хорошо, попробуй.
Миша переступил порог медблока и взял в руки еще влажные корочки. Минуту он беззвучно шевелил губами, силясь издать замысловатые звуки. Наконец командир не выдержал и вырвал документ у него из рук.
— Миша, что ты мне голову морочишь? Откуда ты немецкий знаешь? В школе, что ли, учил?
— Нет. В школе у меня, кажется, английский был.
— Так чего же ты возомнил из себя ооновского переводчика?
— Товарищ командир, немецкий я сам учил.
— Ты учил сам? А зачем?
Миша сконфуженно замялся, но решив, что деваться некуда, сбивчиво произнес:
— Вы только не подумайте ничего такого. Это я собирался, когда уже отслужу. А раньше ни-ни! Только когда уже на пенсии.
— Ничего не понял. Что ты собирался? На пенсии немецкий язык учить? Так может, нам до твоей пенсии подождать?
— Товарищ командир! — Миша тряхнул головой, пытаясь собрать мысли в кучу. — У моей жены в Германии родственники живут. Вот мы и думали, как отслужим, к ним уехать. Мы с ней вместе по самоучителю занимались.
— Хреново занимались, если ты даже документ прочесть не можешь.
— Я разговорный язык учил.
—
— А ты, доктор, что, тоже за кордон собрался?
— Почему? Нет. Немецкий язык я в школе учил.
— А-а-а, — разочарованно протянул командир. — Ну, в школе мы все чему-нибудь учились.
Но на всякий случай Дмитрий Николаевич отдал доктору развернутые корочки.
Артем вскользь пробежал взглядом по тексту и, взглянув на лежавшего на койке моряка, сказал:
— Это солдатская книжка лейтенанта цур зее Отто Витмана, вахтенного офицера U-84. Родившегося первого марта тысяча девятьсот двадцать первого года в Дрездене.
— Какого года? — переспросил вездесущий Сан Саныч, сумевший с трудом втиснуться в тесный тамбур медблока. — Он неплохо сохранился. Это ему сейчас почти девяносто?
— Странно все это, — озадаченно произнес командир. — Доктор, а ты не ошибся?
— Нет, не ошибся. Немецкий язык я в школе лучше других знал.
— Хорошая у тебя была школа. Меня в моей так и русскому не смогли толком выучить.
— Я в Питере в гуманитарной гимназии учился, с языковым уклоном.
— Давайте лучше расспросим нашего древнего мамонта и все узнаем, — вмешался замполит. — И ежу понятно, что он притворяется и слушает нас. Док, спроси: от какого он цирка отстал?
Артем склонился над койкой и потряс напрягшуюся руку.
— Вы слышите меня? — спросил Артем по-немецки. Немного подумав, он поправился: — Вы понимаете меня? Вы говорите на немецком языке? Как вы себя чувствуете?
Поняв, что разоблачен, Отто Витман открыл глаза и посмотрел доктору в лицо. Не ожидавший этого Артем отшатнулся, но, спохватившись, улыбнулся и спросил:
— Кто вы? Как вы оказались в море?
— Я в плену? — вдруг отчетливо спросил моряк.
Артем выпрямился и, обернувшись к командиру, удивленно сказал:
— Он думает, что он у нас в плену.
— Он что — сумасшедший?
— Что ему сказать?
— Спроси: он с того затонувшего корабля? Что с ними случилось? Где остальной экипаж?
Артем еле успевал переводить задаваемые командиром вопросы. По мере того, как немец их выслушивал, его лицо все сильней вытягивалось от изумления.
— Кто вы? — ответил он вопросом на все вопросы.
— Он спрашивает — кто мы? Сказать? — спросил у командира Артем.
Дмитрий Николаевич задумался. По законам элементарной морали они сейчас должны помочь экипажу, терпящему бедствие. Но это означало бы полностью себя разоблачить. А тут как назло еще связи со штабом нет никакой! А с другой стороны: не может такая катастрофа остаться незамеченной. Рядом была тьма других кораблей. Наверняка уже всех спасли. И что делать с этим выряженным в такую странную форму немцем?