Торжество тревог
Шрифт:
Женщина старалась взять себя в руки, отбросить колебание, не проявить слабость. Она осознанно глушила хмель, который исподволь начинал будоражить ее тело. Но ненависть, которая должна была загрызть Хавина, куда-то отступала. Это мучило Марину и приводило в смятение.
После кафе они ехали молча, но в этом молчании было нечто большее, чем слова.
Скоро подъехали. Марина живо выпрыгнула из машины, огляделась и только после этого пошла за Хавиным в подъезд.
Квартира Павла встретила холостяцким уютом. Женщине показалось, что квартира больше
Обойдя всю квартиру, бросив несколько незначительных фраз, она прошла на кухню.
– Ну а кофе хотя бы в этой квартире есть? – спросила.
– А как же? – Павел открыл дверцу шкафа. – Вам сделать?
– Женские руки делают это лучше, – отодвинула его Марина.
Хавин отступил. Впрочем, несколько удивился, что она захотела кофе. Ведь только что побывали в кафе.
Марина была все с теми же округлыми формами, как прежде, и по-прежнему привлекательна. В брюках, топе с большим вырезом на груди. Взяла кофейник, наполнила водой. Взглядом проводила Павла из кухни и вздохнула. В нем была изюминка, которая брала Марину за душу, и это навевало тоску и горечь.
Многое в жизни происходит не так, как хотелось бы. Но человек словно заряжен на какие-то определенные действия, совершает их бездумно, идет к цели, подчас не осознавая происходящего.
На лице женщины появился холод и лед.
Потом поставила кофейник на плиту. Вода закипела быстро. Марина приготовила кофе, открыла шкаф, достала кофейные чашки. Медленно разлила кофе и застыла в коротком раздумье. Но потом решительно выхватила из кармана брюк небольшой пузырек, откупорила и вылила из него несколько капель в чашечку с кофе для Хавина. Не успела пузырек спрятать, как услыхала за спиной дыхание. Обернулась и наткнулась на глаза Павла. Оцепенела на мгновение, зажала пузырек в ладони и вдруг неосознанно резко прижалась всем телом к Хавину, обхватив за шею.
Он растерялся, а ее губы уже прижались к его губам. Он не заметил, как ладони легли на ее бедра и поползли по ним. Наконец она оторвалась от губ Павла, а он невпопад произнес:
– Я не люблю кофе. Вы же видели, в кафе я брал чай.
Марина крутнулась в его руках, сунула в карман пузырек, схватила чашечку с кофе для него, поспешно выплеснула содержимое в раковину. И ощутила внутреннее облегчение, словно сбросила камень с души. Ей было приятно, что Павел не оттолкнул ее. И хотя ее поцелуй был отвлекающим маневром в ответ на собственный испуг, Марина испытала давние ощущения. Они настойчиво толкнули ее ко второму поцелую.
Голова закружилась. Марина неосознанно стала срывать с Павла одежду. И не замечала, что он делал то же самое с нею. Какая-то дикая ярость овладела ею, этим бешеным буйством она словно мстила Хавину за все. За то, что тот пренебрег ею пять лет назад. За то, что погубил ее любимого сына. За то, что жизнь свою прожила бездарно. За то, что была не с тем, с кем хотелось бы. И это
Это была истерика. Долгая и неистовая. Когда все закончилось, они были опустошены.
Солнце в окна светило ярко и весело.
Длительное молчание прервала Марина. Недовольство собой начинало выворачивать ее. Она повернула лицо к Хавину и посмотрела с раздражением:
– Зачем вы сделали это, Павел? Почему вы не оттолкнули меня? Почему не прогнали из своей квартиры?
У него не было ответов на ее вопросы. И он почему-то сейчас не сожалел о том, что произошло. Все как-то неожиданно перевернулось: прошлое вырвалось из забвения и властно наступило ему на горло. Он вздохнул:
– Мне кажется, что нам обоим это было необходимо.
– Вы не правы, Павел, не правы, – чуть помолчав, поморщилась Марина. Ее злило то, что на самом деле Хавин был прав. Но она хотела отодвинуть себя от этой безрадостной правды. Что ей теперь от этой правды? Все в прошлом. Прежней ей уже не стать. Сына не вернуть. А исступленным остервенением невозможно насытить память. Все проходит, а память остается до конца.
– Значит, не прав, – согласился Хавин.
– Да, не правы, Павел, – повторила Марина. – Вы всегда были не правы.
Хавин не понял, что означала последняя фраза, но переспрашивать не стал. А Марина оторвалась от подушки, приподнялась на локоть и выговорила с ожесточением:
– Как жаль, Павел, как жаль, что вы были не правы.
Ему не нравился ее тон и отсутствующий взгляд. Он не догадывался, в эту минуту она мучила себя мыслью, что должна совершить возмездие.
Она опустила с кровати ноги, и когда он попытался сделать то же самое, положила ему на грудь руку, остановила:
– Лежите, Павел, а я все-таки приготовлю чай и кофе, – и голая вышла из спальни.
Хавин раскинулся на кровати и прикрыл глаза. Происходящее казалось ему сном. Он не мог понять его, но этот сон хотелось продлить.
В кухне на стуле лежали брюки и топ Марины. Она нащупала в кармане брюк пузырек, и сердце часто заколотилось. Дыхание сбилось, зубы застучали. Вот оно то, что должно окончательно поставить точку в ее сомнениях. Ничто не должно останавливать.
Она приготовила Павлу чай. Минуту раздумывала, глядя в одну точку, а потом решительно потянулась к брюкам. Коснувшись пузырька, ее пальцы задрожали. И она не могла остановить эту дрожь и стук зубов. Тело затряслось как в лихорадке.
Марина поняла, что не сможет вылить содержимое пузырька в стакан Хавину. Все в ней сопротивлялось. И это в тот миг, когда она была уже у цели. Невероятно. Многие годы она жила этой мыслью, а когда пришло время, не хватает духу. Вот так рушится твердь, так теряется смысл. А все потому, что Хавин разбудил в ней забытое чувство.
Марина обессиленно заскулила и опустилась на стул. По щекам текли тяжелые слезы. Снова запихнула пузырек в карман брюк и ощутила, как дрожь из тела уходит. Но захватывает чувство безысходности. Марина всхлипнула и зарыдала навзрыд, вскочила на ноги, швырнула стакан с чаем и чашечку с кофе в раковину. Раздался звон разбитого стекла.