Торжество Ваала
Шрифт:
— Ишь ты, смекай-ка!.. Хорошо? — снова послышалось вполголоса на задней скамейке у взрослых между собою.
— Ну, даст Бог, научимся! — ласкою ободрила учеников Тамара. — А гимн народный знаете? — спросила она.
Те опять стали в тупик, и только переглядываются между собою, недоумевая, о чем это еще их спрашивают? Самое слово «гимн» оказалось им совершенно неизвестным.
— Да это «Боже, Царя храни», — пояснила девушка, — неужели не слыхали?!
— Слыхать-то слыхали, только в книжках у нас этого нигде нету, — отозвались некоторые из мальчиков. — Нас не учили этому.
— Придется, значит, научиться; этого стыдно не знать русскому мальчику, — заметила Тамара. — А еще чему же вы учились?
— Учили мы, как «жил себе дед да баба, у них курочка ряба».
— Вот как, а еще?
— А еще «тюшки-тетюшки,
— Про «прилежного барина»? — переспросила она, — это что же такое?
— А это про то, как жил-был один такой барин, что завсегда говорил своему лакею: «раздень меня, уложи меня, закрой меня, перекрести меня, а усну я уже сам», — больно умный, знать, барин был.
Мальчики рассмеялись.
— Помещик то же, барин-то! — раздался чей-то иронический голосенок, покрывшийся новым общим смехом.
— Почему же ты думаешь, что это был барин и помещик? — обратилась к мальчику Тамара.
— Иван Павлыч так объясняли нам, — учитель, что до вас был, потому, сказывали, никто окромя барина таким дураком и лентяем не может быть, особливо как в крепостное время, когда крестьян помещики угнетали.
Тамара захотела удостовериться, насколько ученики умеют читать по печатному, и обратилась к крайнему на нарте мальчику, раскрыв перед ним книжку на первой попавшейся странице. — Читай!
— «Грязна наша хавроньюшка», — зачитал тот, несколько заикаясь, — «грязна и обжорлива, все жрет, все мнет, об углы чешется, лужу найдет, как в перину прет, хрюкает, нежится».
— Что же это прочитал ты, про кого, можешь объяснить? — спросила учительница.
— Про свинью читал, — отозвался чтец и пошел, как по писанному. — Свинья есть животная четвероногая, млекопитающая, принадлежит к числу всеядных, бывает очень пользительна в домашнем хозяйстве, но по неряшеству, свиньями называют также и некоторых людей, как ежели например, напьется кто пьян, — мужик ли, поп ли, барин ли, — все они одинаково будут свиньи. Поэтому крестьянин никогда не должен пить водки, хотя пьянство ему и простительнее, чем протчим, по бедности состояния его и по необразованности, почем-как деревенский мужичок лишен пока всяких образовательных и пользительных развлечениев, как например, народных киатеров, лекиратурных чтениев, а так же как туманные картины и протчее: но со временем, конечно…
— Это вам тоже Иван Павлович все объяснял? — перебила его Тамара.
— Они самые-с, — подтвердил мальчик, и опять, как заведенная машинка, принялся было тем же тоном продолжать прерванную фразу, — «но со временем, конечно»…
Однако, Тамара прервала это «со временем», перейдя к его соседу. — Следующий!
Сосед принялся несколько бойчее, без запинок.
«Серед моря овин горит, По чисту полю корабль бежит, Мужики на улице заколы бьют, Они заколы бьют, рыбу ловят, По поднебесью медведь летит, Длинным хвостиком помахивает».Мальчик кончил, и когда учительница спросила его, понял ли он прочитанное, тот решительно стал в тупик, боясь ответить невпопад и думая про себя: «кто его знает, что оно такое! Может, так хитро, что сразу и не разберешь».
— Не моту ответить… не знаю… Небывальщина какая-то, — оробело проговорил он наконец вполголоса, видимо боясь, как бы не пристыдили его за тупость.
— Следующий! — перешла учительница к его соседу.
Плаксиво и как-то уныло раздалось новое чтение, на сей раз по Паульсону:
— «Птичка летает, птичка играет, птичка поет, птичка летала, птичка играла, птички уж нет… Котик усатый по садику бродит, козлик рогатый за котиком ходит, лапочкой котик»…
В эту минуту вдруг распахнулась с шумом дверь — и в классную комнату авторитетно вошел сам волостной старшина, в сапогах со скрипом и с глянцевитыми бураками, в синей поддевке тонкого сукна и с присвоенным по должности «знаком» на груди. Он с достоинством и несколько свысока протянул учительнице свою жирную руку и снисходительным кивком головы ответил на поклон привставших ему мужиков.
— Вот и мы зашли, значит, посмотреть на нашу молодую сельскую телигенцыю, каково-то вы тут с ними справляетесь, — обратился он в благосклонно покровительственном тоне к Тамаре и тут же прибавил ей дружески внушительным образом:
— А вы, барышня, напредки, коли ежели начальство в класс входит, должны в тотчас же крикнуть мальчишкам «встать», — это примите к сведению… и к исполнению. А то я вхожу, а вы сидите, и они сидят, — нешто это порядок?!
Опять пришлось Тамаре несколько сконфузиться и извиниться за свою оплошность, оправдываясь новостью дела и недостаточным знакомством со здешними порядками.
— Ну, да это я только к слову, — успокоил ее старшина, важно рассаживаясь на поданный ему сторожем стул, подле учительницы.
— Ну-с, продолжайте премудрость-то вашу, — предложил он ей надлежащим жестом, очевидно, перенятым у «начальства». — Продолжайте, а мы послухаем.
Тамара развернула одну из книг «для чтения в народных школах». Ей хотелось теперь самой прочитать ученикам несколько коротеньких статеек, чтоб заставить их потом рассказать себе прочитанное и посмотреть, насколько легко усвоят они себе смысл читаемого наслух. Попались ей статьи: «Хлеб», «Стол», «Огород», где излагалось, что хлеб, «прибавляющий силушки», пекут из теста, тесто месят из муки, воды и дрожжей, муку мелет мельник на мельнице из хлебных зерен, зерна созревают на полях, а поля обрабатываются крестьянами. О столе повествовалось, что он сделан столяром из дерева, у него-де есть верхняя доска, ящик и четыре ножки, а относительно огорода объяснялось, что огороды бывают возле домов, удобряются навозом и обносятся плетнем, что в огороде копают грядки и садят на них овощи: картофель, лук, морковь, капусту, из которой варят щи; для гороха и бобов ставят тычинки и вешают пугалы; в засуху грядки поливают водою и т. д. По мере того, как читала все это Тамара, ей инстинктивно все более и более начинало казаться, что как-то неловко и совестно приставать с подобными вещами к крестьянским ребятишкам, — точно бы они и сами всего этого не знают! Во всем этом книжном «развивательном методе» ей смутно чувствовалась какая-то фальшь, — чувствовалось, что для крестьянских детей, для сельской народной школы как будто бы нужно совсем не это. А что именно нужно, — увы! она ни сама ясно представить себе не может, ни в «рекомендованных» учебниках и «книжках» этого не находит. Печальное внутреннее сознание, что занимается она, кажись, не серьезным делом, начинало с каждою новою строчкой этих «огородов» проникать в нее все более и действовать на ее душу угнетающим образом. Вздор ли все это, она еще не знает, да и боится так думать; но что это непроходимо скучно, ей не трудно было убедиться по апатичной зевоте и скучающим лицам своих слушателей. Она прекратила чтение и молча, тоскливо, пытающим взглядом обвела свою аудиторию. И ей стало вдруг почему-то ужасно совестно. Общее и притом какое-то пришибленное и недоумевающее молчание было ей ответом на ее вопрошающий взгляд. Видно было, что не только ей, но и всем взрослым тоже как-то не по себе, — не то совестно, не то странно и дико слушать то, что сейчас читалось. Старшина, упершись фертом в колени, потупленно сидел с опущенными в землю глазами и как-то сомнительно улыбался.
— Н-да, ученье свет, неученье тьма, — поучительным тоном, но ни к кому собственно не относясь, проговорил он наконец. — более для того, чтобы хоть чем-нибудь прекратить это подавляющее молчание, — и слова его точно бы прорвали плотину.
— Да какое же это ученье! — запротестовали вдруг на задней скамейке отцы, и в особенности тот, что напомнил Тамаре о молитве в начале урока. — Чего им читать-то про хлеб, да про огороды?! Они и сами тебе еще лучше расскажут, что там посеяно и что к чему!.. Эка невидаль какую нашли, как корова мычит, да как лает собака! Всякий и без того знает, что корова мычит, а собака лает!.. Стихиры тоже учить затеяли, а какия это стихиры? — Те стихиры, что в церкви поют, — Богу поют, а этими стихирами разве беса тешить! Медведь, вишь, по поднебесью летал, — нашли чего сочинить тоже, глупостев каких!.. Где б от писания почитать что, как Бог небо-землю сотворил, как Христос с апостолами ходил по свету, цари какие древние были, а им про курицу-рябу!.. Вот, кабы обучали, как на крылосе петь да по божественному в храме Божием читать, ну, это точно что школа была бы, любо-дорого было бы послухать, да и спасибо великое мужики сказали бы вам. А то все про козлов, да про котов! — Что им в котах-то!..