Тот, кто меня сломал
Шрифт:
Петр замолчал, раздумывая, я решилась задать вопрос:
— Ведь Маркелов мог подключить к своим делам Стаса…
Карельский усмехнулся.
— Я вроде говорил, они не ладили. С годами это только набирало обороты, и к тому моменту, когда Настя погибла, они почти враждовали. Сын отца ни во что не ставил, хотя Маркелов вроде и пытался наладить отношения. Настя говорила, Стас не мог простить ее загубленной жизни. Что она могла бы жить совсем иначе, если бы не вышла за него. Она пыталась ему объяснить, что ни о чем не жалеет, но парень он горячий, эмоциональный… Короче, отношения у отца и сына были очень напряженные. В деньгах Стас не нуждался, потому как обеспеченными были оба родителя, и даже если бы отец перекрыл ему денежный поток, мать, само собой,
Я молчала, глядя перед собой, Петр тоже, задумчиво пялясь в стену позади меня. Да уж, так себе история.
— Выходит, Маркелов-старший виновен в смерти своей жены? — спросила все же. Петр задумчиво покусал губу.
— Выходит так, Карина, — перевел на меня взгляд. — Я просил выдать мне того человека, но Маркелов сказал, что разобрался сам… Вот тогда, знаешь, я и понял, что не хочу этого всего. Искать, мстить… Сделанного не воротишь, каждый из нас был по-своему виноват… Маркелов не просчитал до конца все, что могло случиться… Я… Я ведь мог забрать ее из семьи, — он рассматривал теперь свою ладонь, водя указательным пальцем по линиям на ней. — В конце концов, мы взрослые состоявшиеся люди, чего нам скрываться? Но она просила подождать, и я уступал…
— Не стоит винить себя, — сказала ему, — вы не могли знать, во что это все выльется.
— Не мог, — кивнул он, поднимая на меня глаза, этот взгляд мне не понравился. — Я тогда тоже сдал, жизнь перестала казаться привлекательной штукой. Даже запил в какой-то момент, представляешь? — он рассмеялся, но как-то болезненно, отчего у меня сердце сжалось. — Инна сказала потом, что на меня было невозможно смотреть без жалости… — он замолчал, словно подбирая слова, а я чувствовала, как сгущается напряжение вокруг. — Я не хотел мстить за нее, Карина, сделанного не воротишь, и Насте это точно все не нужно. Но нашелся тот, кто захотел отомстить за меня. За то, что я превратился в недочеловека, не радующегося жизни.
Он замолк, глядя на меня, а я почувствовала, как у меня холодеют пальцы. Нервно сглотнув, спросила:
— Вы имеете в виду Арсения?
Он кивнул. Внутри против воли задрожало.
— Но почему Стасу? — почти прошептала я. — Почему не Маркелову-старшему?
— Маркелов умер меньше, чем через год, — напомнил мне Петр. — А Арсений дал себе слово докопаться до истины и наказать виновных. Я не говорил ему поначалу правду, то, что рассказал мне Маркелов. Надеялся, что он дойдет до тупика и утихнет.
— Но он не утих, — пробормотала я, водя
— Он пришел к выводу, что во всем виновата семья Насти. Непутевый сынок и воротила-папаша. Последнему было уже не отомстить, и он переключил свое внимание на Стаса.
Я закрыла лицо руками, глубоко вдохнула и выдохнула.
— Я долгое время не знал о его намерениях. Он не спешил действовать, аккуратно выпихнул Стаса с рынка ценных бумаг, передал еще несколько отраслей, которыми ведал Маркелов, другим людям. Он хороший руководитель и бизнесмен, а Стас, к сожалению для него, нет. Но этого ему было мало, он хотел сделать Стасу по-настоящему больно… И когда появилась ты, когда Маркелов вдруг бросил гуляния по кабакам, остепенился и даже открыл успешный бизнес…
— Не продолжайте, — кинула я отрывисто, убирая ладони от лица. Слез уже не было, но голос дрожал. Мы встретились взглядами.
— Я узнал слишком поздно, — сказал Петр, — мне было его не остановить. Все уже случилось.
Мы замолчали. Теперь стала ясна откровенность мужчины, он хотел, чтобы я поняла мотивы поступка его сына. И я поняла, правда, поняла, только от этого было еще тяжелее.
— Он не имел права так поступать со Стасом, — сказала твердо, — как бы то ни было, виновен в смерти женщины был ее муж, и то косвенно, а это просто подло.
— К сожалению, так и есть, я не буду оправдывать его поступок. Но, как я уже говорил, он и сам пожалел.
— Неужели? — я нервно засмеялась. — Серьезно так думаете? Пожалел, но ничего не изменил, так? А зачем, когда и так у него все хорошо. А остальные переживут как-нибудь. Главное, он отомстил, да еще и в выигрыше остался.
— Карина… — начал было Петр, но я его перебила, вставая и опираясь ладонями на стол, чтобы перегнуться к лицу мужчины.
— Ваш сын поступил подло. Ему было плохо оттого, что вы страдаете, и он решил разрушить пару чужих жизней просто для того, чтобы сбросить с себя эту тяжесть, даже не особенно разбираясь, что это за люди и что с ними будет потом. Считаете, это поступок достойного человека?!
Наверное, я говорила слишком громко для общественного места, но мне было плевать. Сердце стучало где-то в горле, Карельский смотрел в ответ спокойно и печально. Непробиваемость — это у них, видимо, семейное. Тяжело дыша, я продолжила:
— Знаете что, — и осеклась, поймав взглядом стоящего неподалеку Арсения.
На его локте висела блондинка, что-то щебеча, пока он хмуро разглядывал меня и своего отца. Петр, увидев мою реакцию, повернул голову и вздохнул. Арсений переводил свой внимательный взгляд с меня на отца и обратно, и на лице опять не читалось ничего.
Господи, что я вообще себе надумала? Что у этого человека есть чувства? Что оне не такой жестокий, как я могла думать? Что способен любить? Вот он стоит в считанных шагах, собранный, равнодушный, с очередной девицей на локте. О чем я переживала: о мимолетном поцелуе, который для него ничего не значил? О том, что усложнила наши и без того сложные отношения.
Какая же я все-таки смешная и наивная. Глупая, глупая Карина, которую ничему не учит жизнь. Не стоит обманываться на счет людей, питать иллюзии, придумывать то, чего не существует. А то поверишь, и потом будет только хуже. Тебе самому, потому что твои иллюзии разлетятся на осколки, один из которых непременно попадет в самое сердце. Вот он мой холодный злой волшебник, надеюсь, он будет доволен своей местью.
Резко выпрямившись, я направилась к выходу, слава богу, эта парочка стояла в стороне от него.
— Спасибо за разговор, — бросила Петру напоследок и, стараясь держаться твердо, пошла к стеклянной двери.
В зале горел желтый приглушенный свет, и белое дневное пятно, открывающееся стеклянной наполовину дверью, резало глаза, может, потому что я не сводила с него взгляда. Оно расплывалось, вызывая слезы, но я упорно смотрела и шла. На улице легче не стало. Смахнув рукой слезы, огляделась, пытаясь сообразить, куда идти. А это имеет значение? Просто куда-то. Подальше отсюда.