Тот, кто шепчет
Шрифт:
А если в самом деле что-то случилось? Это казалось не правдоподобным, фантастическим, но, с другой стороны, сам вечер выглядел настолько нереальным, что можно было поверить в любую нелепость. Майлс пораскинул мозгами.
— Не можем ли мы что-нибудь предпринять и выяснить, в чем дело? — спросил он. — Можно позвонить?
— Уже звонили!
— Кому?
— Доктору Феллу, он почетный секретарь клуба. Но никто не ответил. Сейчас профессор Риго пытается связаться с президентом клуба, судьей Коулменом…
Выяснилось, однако, что связаться с президентом
В походке Жоржа Антуана Риго, профессора французской литературы Эдинбургского университета, было что-то от дикой кошки. Он был мал ростом и тучен; он был суетлив; он был одет слегка небрежно, от галстука-бабочки и лоснящегося темного костюма до тупоносых ботинок. Редкие волосы на затылке казались очень черными по контрасту с огромной лысиной и красным лицом. Надо сказать, что профессор Риго умел напустить на себя чрезвычайно важный вид, но мог вдруг ни с того ни с сего расхохотаться во все горло, выставляя на всеобщее обозрение золотую коронку.
Но сейчас он никаких вольностей себе не позволял. Его очки в тонкой оправе и даже щеточка черных усов дрожали от мрачного негодования. Голос звучал резко и грубо; по-английски профессор говорил почти без акцента. Он поднял руку ладонью вверх и растопырил пальцы.
— Прошу вас, не говорите ничего, — попросил он. На сиденье стоящего у стены стула, обтянутого розовой парчой, лежали темная шляпа с мягкими полями и толстая трость с изогнутой ручкой. Профессор Риго бросился к стулу и схватил их.
Сейчас его манера держаться была заимствована из высокой трагедии.
— В течение многих лет, — сказал он, даже не успев выпрямиться, — они приглашали меня в свой клуб. Я говорил им: «Нет, нет и нет!» — потому что не люблю журналистов. «Не будет ни одного журналиста, — говорят они мне, — и никто не станет цитировать то, что вы расскажете». — «Вы мне это обещаете?» — спрашиваю я. «Да!» — говорят они. И вот я проделал долгий путь из Эдинбурга. К тому же не смог купить билет в спальный вагон, потому что не имею «преимущественного права». — Он выпрямился и потряс мощной рукой в воздухе. — Эти слова — «преимущественное право» — вызывают отвращение у всех порядочных людей.
— Верно, верно! — с горячностью воскликнул Майлс Хэммонд.
Профессор Риго словно очнулся ото сна; негодование его рассеялось. Он вперил в Майлса маленькие глазки, сверкающие за стеклами очков в тонкой оправе.
— Вы согласны со мной, друг мой?
— Да!
— Очень мило с вашей стороны. Вы?…
— Нет, — ответил Майлс на незаданный вопрос. — Я вовсе не один из исчезнувших членов клуба. Я тоже гость. Моя фамилия Хэммонд.
— Хэммонд? — переспросил тот. В его глазах появился недоверчивый интерес. — Не вы ли сэр Чарльз Хэммонд?
— Сэр Чарльз Хэммонд был моим дядей. Он…
— Ах, ну конечно! — Профессор Риго щелкнул пальцами. — Сэр Чарльз Хэммонд умер. Да, да, да! Я прочел об этом в газете. У вас есть сестра.
Майлс заметил, что на лице Барбары Морелл появилось весьма озадаченное выражение.
— Мой дядя, — объяснил он девушке, — был историком. Он много лет прожил в маленьком домике, тысячами приобретая книги и складывая их штабелями самым диким и безумным образом. Собственно говоря, я и в Лондон-то приехал затем, чтобы подыскать опытного библиотекаря, который смог бы расставить эти книги в должном порядке. Но доктор Фелл пригласил меня в «Клуб убийств»…
— Та самая библиотека! — вздохнул профессор Риго. — Та самая библиотека!
Казалось, внутреннее возбуждение переполняло его, точно пар; грудь бурно вздымалась, лицо еще больше побагровело.
— Этот Хэммонд, — провозгласил он с энтузиазмом, — был великим человеком! Он был любознателен! У него был живой ум! Он, — профессор сделал рукой движение, словно поворачивая ключ в замке, — проникал в суть вещей! Я бы многое отдал за возможность ознакомиться с его библиотекой. За возможность ознакомиться с его библиотекой я бы отдал… Но я забылся. Я в ярости. — Он нахлобучил на голову шляпу. — И теперь я намерен удалиться.
— Профессор Риго, — тихо окликнула его девушка.
Майлс Хэммонд, всегда тонко чувствовавший атмосферу, осознал, что его слова в какой-то степени потрясли собеседников. Во всяком случае, ему показалось, что после того, как он упомянул дом своего дяди в Нью-Форесте, в их поведении произошла какая-то неуловимая перемена. Он не мог сказать, в чем она выражалась, не исключено, что все это лишь плод его воображения.
Но когда Барбара Морелл неожиданно сжала руки и обратилась с призывом к профессору Риго, в ее голосе, без сомнения, звучала отчаянная настойчивость:
— Профессор Риго! Пожалуйста! Не могли бы мы… не могли бы мы все-таки провести заседание «Клуба убийств»?
Риго повернулся к ней:
— Мадемуазель?
— С вами плохо обошлись. Я понимаю это, — торопливо продолжила она и слегка улыбнулась, хотя в глазах и застыла мольба. — Но я так ждала этого вечера! Преступление, о котором профессор собирался рассказать… — она взглянула на Майлса, точно ища поддержки, — вызвало сенсацию. Оно совершено во Франции перед самой войной, и профессор Риго — один из немногих оставшихся в живых людей, которым что-либо об этом известно. Речь идет…
— Речь идет, — сказал профессор Риго, — о влиянии, которое оказывает некая женщина на человеческие жизни.
— Мы с мистером Хэммондом были бы прекрасной аудиторией. И ни слова не проронили представителям прессы, ни один из нас! И в конце концов, знаете, нам все равно придется где-то обедать — а я сомневаюсь, сможем ли мы вообще поесть, если уйдем отсюда. Не могли бы мы, профессор Риго?… Не могли бы мы?…
Метрдотель Фредерик, мрачный, удрученный и рассерженный, тенью проскользнул в полуоткрытую дверь, ведущую в холл, и щелкнул пальцами, делая знак кому-то, стоящему в ожидании снаружи.