Тот, кто заберет твое время. Начало
Шрифт:
Мистер Фуллертон не стал её останавливать. Он знал, что вдруг захотелось сделать Сони, и полностью одобрял этот порыв. Внезапно, в его голове пронеслась мысль о том, что возможно еще не всё потеряно для этой девчушки, и она сможет уговорить себя остаться здесь. На удачу, конечно, он не рассчитывал, а вот на чудо, очень даже может быть.
Пока мистер Фуллертон вёл бесшумный разговор с самим собой, Соня уже дошла до тележки. Почти замороженными руками она стала доставать мелочь из карманов и протягивать продавщице. Та, в свою очередь, небрежно подала девочке два пирожка и спешно спрятала руки
Несколько секунд Соня погрела озябшие пальцы об горячие пирожки, а потом начала торопливо крошить их на мелкие кусочки и бросать голубям. Птицы стремительно налетели на угощения, а продавщица, следившая за происходящим, почему-то недовольно хмыкнула.
Зато мистер Фуллертон был доволен. Он подал знак рукой, как бы подзывая Соню к себе. Девочка быстро отреагировала и, бросив последний кусочек на снег, пошла в сторону поезда, который ждал её уже довольно продолжительное время.
Там же стоял и порядком измотанный мистер Фуллертон, которого почти целиком засыпало снегом. Только для него это была не проблема. Одним прикосновением трости к своему ботинку, он заставил снег растаять и тот, как будто обидевшись на грозного старика, вовсе перестал на него падать.
Соня была поражена таким фокусом. Она уже открыла рот, чтобы начать задавать вопросы, но по взгляду мистера Фуллертона быстро поняла, что делать этого не нужно. Тот одобрительно кивнул и махнул рукой в сторону одного из вагонов.
– Тебе пора.
– Да. Я готова, – сказала Соня, пытаясь казаться уверенной и спокойной.
– Тогда иди.
– Может, будут какие-то советы в дорогу или указания? – с улыбкой на лице спросила Соня.
– Нет. Всё что будет дальше, меня уже не касается. Я свою работу сделал, – тихо ответил мистер Фуллертон.
Соня решила, что нет больше смысла тянуть время и молча пошла к ожидавшему её поезду. Как только она поставила обе ноги на первую ступеньку своего вагона, ей почему-то захотелось оглянуться и ещё раз посмотреть на снег, на голубей и на людей, которые её даже не замечали.
– До свидания, мистер Фуллертон, – крикнула девочка, стоя в вагоне.
– Прощай, Соня, – ответил он и помахал рукой.
Всего пара секунд и девочка скрылась в вагоне. И снова никто не обратил на это внимание, а мистер Фуллертон, постояв ещё секунды четыре, тоже поспешил удалиться. Он хоть и сохранял спокойствие и рассудительность, а главное, хладнокровие, но такие проводы были противны ему до глубины души.
– А ведь я мог стать кем угодно, в свое время, – бурчал Эллджер себе под нос, неторопливо покидая вокзал. – Эх! Судьба!
Глава 2
– Мистер Фуллертон! Мистер Фуллертон! – тетушка Фанни бежала со всей отведенной ей Богом скоростью и кричала во весь данный ей природой голос. – Мистер Фуллертон, да остановитесь же, наконец!
Никто не мог отказать тетушке Фанни. Сама мысль об этом не посещала даже самые мудрые головы. Возражать этой женщине было бесполезно, а главное – глупо и мистер Фуллертон прекрасно об этом знал. Все что ему оставалось, так это остановиться и выслушать тетушку Фанни от начала и до конца.
– Мистер Фуллертон, что же это происходит? – громко и с возмущением спросила она. – До каких пор это будет продолжаться? Неужели вы не можете ничего сделать?
– Не могу, – сухо ответил мистер Фуллертон. – И вы осведомлены об этом лучше других.
– Но, это же дети! – с дрожью в голосе сказала тетушка Фанни. – У меня же почти полный поезд детей! Как это произошло?
У мистера Фуллертона была еще одна характерно выраженная черта характера – он не любил отвечать на вопросы. Об этом знали все, кто так или иначе поддерживал отношения с этим стариком, но только тетушка Фанни позволяла себе спрашивать столь непростительно много.
Эллджер Фуллертон по сути своей был почти джентльменом и не мог разрешить себе обидеть женщину. Теперь, когда он понял, что ему не удастся быстро покинуть вокзал, он заключил, что лучше удовлетворить любопытство тетушки Фанни и немного успокоить её.
– Вам стоит поберечь свои нервы, дорогуша. Вы ведь, практически сердце этого поезда и без вас нам не справится, – деликатно начал мистер Фуллертон. – Я знал, что вам это не понравится, но что я могу? На вашей памяти уже были подобные поезда, и я надеялся, что вы к этому уже привыкли.
– К этому невозможно привыкнуть, – с неподдельной грустью отозвалась тетушка Фанни и глаза её слегка заслезились.
Мистер Фуллертон положил свою руку ей на плечо и вполголоса произнес:
– Не надо…. Не сейчас.
На самом же деле, он хотел сказать ей что-то вроде того, что она плохо старается. Что при таком обилии времени, проведенном с множеством разных людей, привыкнуть можно было ко всему. Но, не стал. Сентиментальность была чужда ему, а не ей.
– Мне разместить их как обычно, сэр? – взяв себя в руки, спросила тетушка Фанни.
– Думаю, да. Практика показывает, что это лучший вариант, так что не будем ничего менять и выдумывать. – Мистер Фуллертон убрал руку с плеча тетушки Фанни, развернулся и поспешил покинуть вокзал. Она решила сделать то же самое, что и он.
На самом деле Эллджер ни сколько не преувеличил, назвав тетушку Фанни сердцем поезда. Ведь благодаря её чуткому руководству, все там работало, как часы и даже лучше. Конечно, она любили покомандовать, не без этого, но ведь и обязанность была не из легких. Все нужно было держать под контролем, начиная от размещения пассажиров до составления меню.
Сама тетушка Фанни была женщиной в теле, с цветным платком, красиво замотанным на голове, в простеньком цветастом платье и белом переднике. Украшения она не любила, лишь иногда не её шеи можно было заметить крупные бусы, которые она одевала ни столько для красоты, сколько ради приятных воспоминаний. Её карие глаза все время поблескивали, а улыбка была настолько настоящей, что мгновенно обезоруживала любого.
Она обожала, когда везде был порядок и когда все вещи находились на своих местах. Благодаря этому, в каждом купе, в каждом вагоне, предназначенном для отдыха или для употребления пищи, всегда была идеальная чистота. А на кухню и вовсе входить можно было только прищурясь – там блестело всё. Даже в овощах, аккуратно ссыпанных в красивые деревянные ящики, если постараться, то можно было бы увидеть своё отражение. Что уж говорить о посуде, столовых приборах и полотенцах.