Тот самый гость
Шрифт:
Хочу надеяться и верить, что это так. Однако мне мешает успокоиться мысль о недоброжелателе, который все еще на свободе. Олега до сих может поджидать опасность.
9. В предвкушении праздника
— Ты в следующий раз менее заметно проникай в его хоромы палатные, — встречает меня Жанна как-то утром. — Не бойся, я — никому.
Плутовка жестом руки «застегивает» рот на замок и лукаво подмигивает. Как ни старалась, но той ночью Голубкина застукала меня, выходящей из палаты Олега.
— Это, не то, что ты думаешь, — начинаю оправдываться, однако передумываю
— Все давно все видят, Вера.
— Ну и отлично, значит, не придется обращаться к офтальмологу.
— Ты так светишься, и Гуров твой…
Игнорировать мой сарказм Жанка умеет.
— С чего ты решила, что он мой?
— Ой, да, — машет рукой, — как будто ты не знаешь, что он лет пять как холостяк. А то и больше.
Вот это новости. Я, как всегда, выпадаю из общего эфира.
— Нет, не знаю. А ну-ка?
Самой интересно, какую небылицу на этот раз придумает Голубкина.
— Женат был наш Олежка на одной модели. Высокой такой, белобрысой.
— И че? — интересуюсь, наигранно зевая.
— И че? Развелись.
— А зачем женились?
— Да кто их там знает? Чтоб развестись, наверное, — пожимает плечами и хохочет.
Жанка — выдумщица, каких поискать. В одном только права. Олег действительно был женат. Тему прошлого мы затронули не так давно на очередном нашем незапланированном «свидании». Вот только жена никакая не модель. Она была из числа его коллег. Вместе учились, вместе работали, но жили по разным углам. Частые командировки, большой объем работы, всеобщая усталость, возможно, были и другие причины, я не вдавалась в подробности. Отношения не выдержали прочности, поэтому после двухлетнего брака, не имея ни детей, ни общего нажитого имущества, решили разойтись. В итоге сохранили частичку теплых приятельских взаимоотношений.
— Мужика этого надо брать за… это самое… — завершает Голубкина со мной диалог, сжимая в воздухе кулаки.
Ну-ну.
Смешная такая, когда серьезная. Знаю, что она и многие другие коллеги желают мне счастья, и всячески помогают в его осуществлении.
Сегодня, завтра и последующие несколько дней приближают нас к Новому году. Прошло достаточно времени со дня поступления Гурова, а я до сих пор ношусь с ним как с маленьким ребёнком, несмотря на то что Олег в состоянии потихоньку перемещаться самостоятельно. Он нарочно делает вид, что нога его болит и просит отвезти на пару этажей выше в кабинет ЛФК. Разве я могу ему отказать?
Нет.
Счастливая и довольная я еду в электричке после каждого рабочего дня, улыбаюсь при воспоминании об Олеге, глядя в отражение окна. Как после процедур, где нет камер слежения или лишних глаз в белых медицинских халатах, мы целовались украдкой. На застекленной отапливаемой веранде дышали свежим воздухом по его просьбе, а на деле, он пригласил меня на танец — своеобразный танец на кресле. Аккуратно усадил на свои колени, и не обращая внимания на мой протест, прокатился со мной на этой штуке. Мы кружились, будто в танце, он крепко обнимал меня и веселил. Едва сдерживая смех, провели пятнадцатиминутное свидание на балконе. Затем был киносеанс и просмотр фильма для пациентов в холле на этаже отделения. Кроме нас, никого и все места пустые. Бери хоть последние — для поцелуев. Не то, чтобы могли себе позволить, но хорошего понемногу. Пять минут с ним, и я вновь на посту.
И цветы. Они повсюду. Почти каждую мою смену доставляют
Похоже, он позаимствовал эту цитату. Кажется, я слышала ее раньше. В прочем, это неважно, а важно то, что чувствует сам Гуров.
Ловлю себя на мысли, что спустя несколько дней наступит Новый год. Последние два года я не отмечала этот праздник, не стремилась создать подходящую его атмосферу, не дарила и не получала подарки. Чувствовала ли я волшебство? Нет, ведь не хотела. А сегодня вечером после работы я покупаю настоящую ёлку, которая пахнет новогодним праздником из детства, которая стоит, украшенная, со сложенными под ней подарками, словно там им всегда было место. Парочка огромных красных носков, и искусственный камин в углу комнаты обозначен имитацией снега с ниточкой разноцветной гирлянды. Эх, кажется, все готово: и настроение, и елка, и даже новое шелковое платье висит на вешалке в шкафу. Все на месте, кроме одного гостя. И в этом году он обязательно будет. Тот самый, которого я жду.
***
— Мой хороший, что случилось? Ты хочешь погулять? Давай, вечером. Я приду с работы, и мы обязательно поиграем в твой любимый мячик.
С самого утра собака не находит себе места. Мелькает какая-то тревожность в ее глазах, которая постепенно передаётся мне. Но я не хочу думать о грустном, и Снежку не позволяю унывать, поглаживая его шерстку.
Спустя пятнадцать минут я еду по знакомому пути на работу, где, наверняка, меня заждались не только коллеги, но и Олег. Как я смогла вытерпеть два выходных дня без него, не понимаю. А ведь так хотелось бросить все, сорваться и умчаться в палату номер пять. Зайти, ощутить неловкость, а позже осмыслить важное: меня ждут, по мне скучают, во мне нуждаются.
Я поднимаюсь с присущей легкостью в груди на этаж хирургии. Все как всегда. Без изменений. Однако, на посту кое-чего не хватает — цветов, тех белых, желтых, розовых. Да любых, вкусно пахнущих. Ну Гуров просто разбаловал меня, и я воспринимаю этот знак внимания как должное. Ничего страшного. Не сегодня, так завтра.
Однако на пятиминутке при новости о вчерашней выписке Гурова мне становится не по себе. Дальше звук голосов плывёт, сердце моё прыгает в груди. Проговаривают рекомендации для следующих пациентов, готовящихся на выписку. Грудь сдавливает неприятными ощущениями, вызывающих… Разочарование или обиду? Пока не разберу. Явно только одно: Олег выписался, уехал домой, не попрощавшись. А как же Снежок? Погоди, Вера, не паникуй. Дай ему восстановиться, и тогда мужчина объявится. По крайней мере, я на это надеюсь.
— Че кислая такая? Из-за Гурова?
Жанка ловит меня возле сестринской. Я не обращаю внимания, стараюсь не подавать виду, что меня волнуют ее подколки.
И все же… Если Голубкина произнесёт хоть одно слово, я её…
— Да, ладно, Вер. Он и так здесь продлевал себе больничный из-за тебя.
— То есть продлевал? — скрещиваю руки на груди.
Опять я чего-то не знаю?
— Лукин его неделю назад хотел выписать, да тот сразу жалобами посыпал, — она посмеивается, — то нога болит, то рука немеет.