Тот век серебряный, те женщины стальные…
Шрифт:
Потом она жила в Москве со студентом Володей Армандом, оба занимались какой-то подпольной работой. Инессу сослали в Мезень, куда он к ней приезжал. Затем она бежала за границу, ну а в 1909 году (по другим данным, в 1912-м, что еще элегантнее, учитывая новые романы Инессы) Володя умер от чахотки на Лазурном Берегу. Александр, с которым Инесса не была разведена, жил в то время в Рубе, на севере Франции, с их общими детьми. Инесса поехала туда, но заскучала и отправилась в Париж. Потом они пожили вместе на курорте, на берегу Атлантики. Александр надеялся, что она теперь вернется в семью. Инессе хотелось в Париж, но пристойности ради она согласилась на Брюссель, там она изучала экономику. В Париже ее представили Ленину, и он даже пригласил ее на какой-то съезд социал-демократов в Копенгаген. В общем, она была замечена. Не исключено, что Ильича заинтересовала вначале только ее фамилия: подмосковные богачи Арманды, пылко
Позднее, в Париже, Инесса пристроилась на какую-то письмоводительскую работу у большевиков. Там было несколько молодых активисток, и с одной из них она сблизилась. Судя по ее собственному описанию, это была нежная любовь-дружба, которая случается у девочек-лицеисток, но, вероятно, бывает и у дам среднего возраста (вспомните Цветаеву и Парнок, Ахматову и Судейкину). Подруги проводили вечера в полумраке, и Тамара просила при этом приласкать ее. Позднее это зачем-то описала сама Инесса в письме к… Ильичу (уже ставшему ее любовником). Инесса представляет в своем письме их внезапную ссору и разрыв как следствие спора о том, каким должен быть социал-демократ. Инесса возражала против всяческих проявлений аскетизма, обвиняла «товарищей» в том, что в любовной сфере слова у них расходятся с делом… После этой ссоры Инесса стала придираться к Тамаре, изводить ее упреками… А потом юная Тамара покончила с собой, и Инесса винила себя в ее смерти.
Нетрудно догадаться, что ответил Ильич на длинное письмо влюбленной Инессы и ее рассказ о Тамаре. Он прислал телеграмму, критиковавшую… работу Комитета иностранцев: «Позор, скандал! Гнусная фраза Каутского… За это надо сечь без жалости…»
Впрочем, письмо было позже, а пока Инесса, забыв и живого, и мертвого Армандов, а заодно и пятерых детей, обмирая, глядела на великого Ильича. «Я завидовала другим, всем этим бесстрашным людям, которые без стука входили в твой кабинет, разговаривали с тобой», — вспоминала она позднее в письме Ленину. Однако мало-помалу Инесса приближалась к объекту своей любви. Она подружилась с Крупской, с тещей Ленина, проводила долгие часы в квартирке на Мари-Роз, латая какое-то белье. И ей удавалось видеть самого… Она стала желанным гостем в семье. Она пленяла семью фортепьянным своим мастерством. Пусть послабее, чем Добровейн, но она могла исполнить для Ильича его (и канцлера Бисмарка) любимое произведение — сонату фа-минор композитора Бетховена (она же «Апассионата»). Бисмарку (отсылаю за подробностями к немецкому историку Себастьяну Гафнеру) казалось, что вышеупомянутая соната воплощала «борение и рыдание всей человеческой жизни». «Если бы я почаще слушал эту вещь, — заявил храбрый канцлер, — я был бы еще храбрее». Для Ленина, который тоже считал эту музыку прекрасной, «нечеловеческой», храбрость была неактуальной. Актуальной же для него была жестокость, а потому он признавал вредность воздействия подобной музыки на его организм бойца. Он говорил, что слишком часто слушать «Аппассионату» не может, потому что в результате этого слушания ему хочется погладить по головке людей, которые живут в таком аду и при этом умеют создавать такую красоту. А людей надо не гладить, а бить по головкам, бить безжалостно.
В мае 1911-го Ильич во время велосипедной прогулки набрел на уютное местечко к югу от Парижа — Лонжюмо, где и поселился на время с женой, тещей, семьей Зиновьева и другими представителями «ценного партийного имущества». Потом решено было устроить здесь заодно большевистский «летний университет» на манер тех, что устроили «отзовисты» и «ликвидаторы наизнанку» на Капри у Горького и в Болонье. Инесса горячо взялась за оборудование помещения, за организацию. Профессура была соответствующая. Ленин преподавал политэкономию и сельскохозяйственную науку. Инесса вела практические занятия по экономике, Каменев и Зиновьев читали лекции по истории партии, Рязанов — по истории рабочего движения на Западе, а поскольку Горький не приехал, то лекции по истории литературы пришлось читать Луначарскому.
Среди десяти большевиков-слушателей было только два агента охранки. Из этих двоих Ленин особенно доверял Роману Малиновскому. Был здесь также Серго Орджоникидзе, был Зевин, ставший потом одним из 26 бакинских комиссаров, был юный Сафаров, прославившийся позднее убийством царской семьи (с ним у Инессы и возник промежуточный любовный роман в стиле «стакан воды»). Самые толковые отчеты и подробные описания мы находим, конечно, в тайных донесениях какого-то из ленинских учеников-отличников, служивших по совместительству в русской полиции. Судя по первому донесению, Инессу агент-большевик еще знал плохо, но она ему явно понравилась, так как он скинул ей годов десять, добавил образования да еще для высшего шику записал бедную англо-француженку в неотразимые роковые еврейки (мода на которых утвердилась в руководящих большевистских кругах позже), зато вот о лекциях ее он судил вполне здраво:
История социалистического движения в Бельгии — 3 лекции; читала их эмигрантка Инесса, оказавшаяся очень слабой лекторшей и ничего не давшая своим слушателям. Инесса (партийный псевдоним, специально присвоенный для преподавания в школе) — интеллигентка с высшим образованием, полученным за границей; хотя и говорит хорошо по-русски, но, должно думать, по национальности еврейка; свободно владеет европейскими языками; ее приметы: около 26–28 лет от роду, среднего роста, худощавая, продолговатое, чистое, белое лицо; темно-русая с рыжеватым оттенком; очень пышная растительность на голове, хотя коса и производит впечатление привязанной; замужняя, имеет сына 7 лет, жила в Лонжюмо в том же доме, где помещалась и школа; обладает весьма интересной наружностью.
Ленин сблизился за эти дни с Инессой, и бедная женщина была счастлива. Она играла в Лонжюмо роль хозяйки. А муж прислал ей из России денег на все эти игры. Она сняла дом для студентов, устроила для них столовую. Позднее Инесса писала Ленину, как прекрасно преображалось его лицо, когда он говорил речи в Лонжюмо перед сочувствующей, уважительной аудиторией. Ему это восхищенное внимание Инессы льстило. В ответ он вдохновенно учил влюбленно внимавшую ему женщину этике и тактике большевизма: «Тут дать “равенство” поросятам и глупцам — никогда!.. Не хотите — так я вам набью морду и ошельмую вас, как дурачков, перед всем светом. Так и только так надо действовать».
Инесса слушала, и глаза ее туманились… Тайна любви!
Может, романтические, непредсказуемые женщины любят подобное хамство? Наибольшее количество хамовато-интеллигентской брани, похоже, содержится именно в последующих письмах Ленина к Инессе. Видимо, такого она в культурном доме Армандов не слышала, и сердечко ее обмирало от восторга: какой мужик! какая выразительность!
В 1918 году Ленин подписал декрет Совнаркома «О красном терроре», где есть уже все, что нынешние «ученые» поклонники Ленина, вроде Моше Левина из США, пытаются свалить на злодея Сталина. В ленинском декрете есть уже и «планомерность» террора, и «концлагеря», и «прямая необходимость террора». Оставалось «наладить работу». И то, что злодей Сталин сумел выполнить заветы злодея Ленина, — это реальная трагедия России, а не сюжет для оптимистическо-коммунистических гипотез малообразованных профессоров-марксистов всего. После открытия московских архивов любой умеющий читать смог убедиться, что Ленин был кровавым фанатиком, мечтающим о мировом кровопролитии… Но за что же любила его товарищ Инесса? Может, она самоуверенность принимала за гениальность, а негасимую злобу за мужской темперамент?..
На такое обожание он просто не мог не отозваться, однако сразу после Лонжюмо у Ленина не было времени на все эти глупости. Он тогда был очарован агентом полиции Малиновским и хотел срочно провернуть вместе с ним Пражскую конференцию, чтобы лишить меньшевиков и слишком самостоятельных умников из числа большевиков всякой власти в ЦК. Конференцию провернули, ограничившись наличием 15 делегатов, среди которых было только два меньшевика (зато два полицейских агента-большевика). Конференция приняла все, что Ленин велел: ликвидаторов объявить вне партии, а главное — отобрать общие деньги у Клары Цеткин («удалось вопреки ликвидаторской сволочи», — ликовал Ильич). Вернувшись из Праги в Париж, торжествующий победитель Ленин смог уделить время стосковавшейся женщине, «товарищу Инессе». Вероятно, именно в это время произошло их «окончательное сближение». Инесса поселяется на той же улице Мари-Роз, что и Ленин, в соседнем доме. Может, она тоже стала «ценным партийным имуществом». А может, все оплачивал многострадальный муж. Он, кстати, как раз приехал в Париж с их сыном и поселился рядом с Инессой, на улице Алезиа, однако присутствие семьи не могло помешать главному — верности партии и любви к вождю. Инесса становится ближайшим секретарем-помощником Ленина. «Что бы я без тебя делал?» — говорит он. На самом деле постоянство их контактов могло вызывать осложнения. Возможно, Крупская и не так уж легко приняла новое положение Инессы, к которой вначале очень хорошо относилась.
Впрочем, вскоре парижской жизни Ульяновых приходит конец. В 1912 году Ленин, Зиновьев и Каменев перебираются на живописные склоны Карпат, в Польшу. Инесса пробирается к ним, тайно, в паре с молодым Сафаровым (тем, что спрашивал потом у Ленина — резать Романовых или не резать), по мнению некоторых биографов, одним из ее возлюбленных. В Карпатах она переживает лучшие свои дни с Лениным. Почему Инесса не осталась с ним в Польше? Возможно, ему не хотелось осложнять отношения с Крупской и вообще — осложнять себе жизнь. На это есть намеки в их переписке.