Тот же самый страх
Шрифт:
– Спальня? Уж не хотите ли вы…
– Перестаньте, Хопвит! – сухо сказал Филип. – Только не говорите, будто леди Гленарвон ляжет спать в комнате, где только что произошло убийство.
– Да, милорд. Комната не занята, там лишь тело Молли.
– Понятно.
– Коронерское дознание назначено на завтра, – заявил Хопвит, имея в виду следствие. – Но идти в ту комнату, да еще посреди ночи…
– Хватит с меня ваших дурацких суеверий! Идите и приведите тех двоих.
Менее чем через четверть часа Филип, Хопвит, а также высокий робкий человек и маленькая худенькая женщина, болтавшая без умолку, стояли у кареты на прибрежной
– Ладно, свезу я их в Ламбет, – проворчал он, когда Хопвит записал адрес и дал его Филипу. – А что сказать его милости, коли тот спросит про вас?
– Хордеру? Скажите, что я вернусь до рассвета. Для того чтобы попасть к нему в дом в любой час, насколько я понял, достаточно тихо постучать и сказать, что у меня голубиные крылья?
– Точно. Ну что ж, люди добрые, залезайте.
Филип молча наблюдал за тем, как его спутники садятся в карету. При свете лампы он видел три старых усталых лица; на двух было такое недоуменное выражение, что он подумал: пожалуй, не стоило отпускать их одних. Мокам свесил большие руки между коленями: после жуткой пытки, произведенной дантистом-кузнецом, челюсть у него до сих пор ломило. Миссис Мокам, которая, судя по всему, в молодости была очень хорошенькой, сидела между Хопвитом и мужем.
Вдруг, когда Филип уже собирался захлопнуть дверцу, она перегнулась к окошку и разразилась длинной благодарственной речью, из которой он не понял и трех слов.
– Хопвит! Что она сказала?
– Ничего, милорд, – ответил Хопвит, отводя глаза в сторону.
– Что она сказала? Ну?
– Неужели вы никогда не знали, милорд, – отвечал Хопвит, опустив голову, – что бедняжка Молли вас боготворила? И в то же время прикрывала свою хозяйку – давно, почитай уже с год. Она не желала слышать ничего против вас. И даже грозила все рассказать… Но… не важно.
– А миссис Мокам?
– Жена Мокама знала Молли с детства. Она рада, что вы всегда были добры к ней.
– Она будет отомщена, миссис Мокам. Спокойной ночи! Филип еще некоторое время стоял на дороге, продуваемой
ветром с реки, закутавшись в плащ и глядя вслед карете. Наконец, она скрылась за деревьями. Река течет, подумалось ему. И еще… Проклятие! После слов миссис Мокам дело приобретает совершенно новый оборот. Он повернул назад и поспешил в сторону «Пристани».
Войти через парадную дверь, которую Хопвит оставил незапертой, не составило бы труда. Но скрип половицы или малейший шум непременно выдадут его! Лучше попробовать подняться по тайной лестнице сзади – она ведет прямо в спальню.
За домом он нашел свой потайной фонарь. Пройдя немного вдоль стены, Филип обнаружил дверь, ведущую на лестницу. Она оказалась незапертой.
Он тихо открыл дверь, проскользнул внутрь и закрыл ее за собой. В замкнутом пространстве было сыро и душно. Он чуть приоткрыл отверстие потайного фонаря, уже не заботясь о том, как бы не обжечь пальцы, и направил луч света на ступеньки.
Страх сдавил его, точно удавка, однако он не повернул назад.
Он не боялся того, что мертвая Молли вдруг встанет с кровати. Он не испытывал брезгливости и готов был ко многому прикоснуться в спальне. Но эта лестница… Она существует (будет существовать?) в его время, через сто пятьдесят лет; ему вдруг показалось, будто стены оклеены
Решительно тряхнув головой, Филип стал подниматься.
Ступеньки были каменные, и шагал он бесшумно. Дверь в спальню была заперта изнутри на засов, но, поскольку между дверью и рамой имелась большая щель, отодвинуть засов не составляло труда.
С помощью карманного ножа, которым, как и потайным фонарем, его снабдил предприимчивый мистер Хордер, он, просунув лезвие между дверью и рамой, поддел засов и отодвинул его. Раздавшийся щелчок показался ему очень громким. Дверь в темную спальню также растворилась со скрипом. На самом деле он действовал почти бесшумно. Все в доме крепко спали.
«Один во сне захохотал, другой вскричал: «Убийство!»
Только не паниковать!
Но все же приходится признать: в глубине души он испытывает некий суеверный страх, хоть и упрекал Хопвита за суеверие, перед мертвым телом на кровати. Признать страх – значит победить его? Неужели все в жизни так просто? Нет, он никогда так не считал. Но ему нужно делать свое дело.
Очень тихо Филип притворил дверь. Слабый свет фонаря передвинулся влево, отразился в зеркалах и упал на большую кровать под балдахином. Тело Молли, теперь с головой накрытое простыней, лежало лицом вверх.
Как только он ее увидел, страх ослабел. В конце концов, ему нужна единственная улика – если она еще осталось.
Луч фонаря осветил кровать, перерезанный шнур звонка, плотно занавешенное окно и полированный стол под ним. Потом свет надолго задержался на квадратной бутыли с темно-красным содержимым, еще открытой, и на стоящем рядом одиноком стакане.
Все еще здесь!
Филип быстро обежал вокруг кровати. Под ногой скрипнула половица. Он застыл, прислушиваясь. Потом медленно двинулся вперед. Поставив фонарь на стол, чтобы свет падал и на бутыль, и на стакан, он стал рассматривать их.
– Вчера ночью, – сказал он себе, – после того как я успокоил Молли, а сам пришел в ярость, я видел и бутылку, и стакан. Чтобы показать, что я спокоен, хотя это было вовсе не так, я налил себе стакан вина. Мало того что это оказалась приторно-сладкая мадера, вкус у нее был какой-то тошнотворный. Я отпил совсем немного, меньше трети стакана, а остаток вылил на ковер.
Филип посмотрел вниз. Пятно было на месте.
А потом? Он живо вспомнил: вот Молли, живая и теплая. Он извинился за невежливость и налил вина в тот же стакан для Молли. И снова он увидел ее лицо – карие глаза светятся благодарностью; она пьет вино; он забирает пустой стакан и ставит на то место, где он стоит сейчас. А было это примерно в…
Бамм! – тяжело пробили часы на конюшне. От неожиданности Филип вздрогнул и весь покрылся испариной; тут же прозвучал второй удар. Два часа ночи.
Да! Все произошло примерно тогда же.
Но сегодня он не в таком полубезумном состоянии, как вчера. Он трезв, он способен рассуждать здраво.
Филип нагнулся и осторожно понюхал вино. Поднес бутылку к губам, попробовал несколько капель. Осторожно поставил бутылку на стол. Утренние подозрения оправдались.
Но если так, значит…
Прижав руки ко лбу, вдыхая застарелый запах духов, Филип вспоминал все, что разыгралось здесь вчера. Призвав на помощь дедукцию и воспоминания о другой жизни, он вдруг понял, как все было на самом деле, – его точно громом поразило!