Тотальная война. Выход из позиционного тупика
Шрифт:
Удастся ли нам захватить неповрежденными мосты у Визэ – было для нас вопросом особой важности. Я отправился туда с кавалерийским корпусом фон дер Марвица, который был предназначен для этой цели. Он медленно продвигался вперед, так как одна засека за другой загромождали дорогу. По моему предложению вперед была выслана рота самокатчиков. Вскоре два самокатчика возвратились и доложили, что рота въехала в Визэ и была там полностью уничтожена. Я направился туда с двумя солдатами и, к моей радости, нашел там роту невредимой, только ее командир был тяжело ранен выстрелом с другого берега Мааса. Воспоминание об этом маленьком эпизоде послужило мне на пользу в будущем. Я стал менее восприимчив к «татарским», или, как говорили позднее, к «этапным» слухам.
Чудные огромные мосты через Маас у Визэ были разрушены:
К вечеру я был в Гервэ, это был мой первый ночлег на неприятельской территории. Мы ночевали в какой-то гостинице против вокзала. Все было в исправности, и мы спокойно легли спать. Среди ночи я проснулся от оживленной перестрелки, стреляли также и в наш дом – партизанская война в Бельгии началась. На следующий день она завязалась повсеместно и решительно повлияла на то озлобление, которое в течение первых лет характеризовало войну на западе, в противоположность настроению, господствовавшему на востоке. Бельгийское правительство взяло на себя тяжелую ответственность, оно планомерно организовывало народную войну. Гражданская гвардия [4] , которая в мирное время имела на руках оружие и мундирную одежду, могла выступать то в одном, то в другом одеянии. В начале войны и бельгийские солдаты захватили в свои ранцы штатские костюмы. На Северо-Восточном фронте Льежа, в окопах у форта Баршон, я видел валяющиеся мундиры, которые оставили сражавшиеся там солдаты.
4
Ополчение, которое в 1914 г. не было мобилизовано бельгийским правительством. – Примеч. ред.
Такой способ войны не отвечает принятым военным обычаям. Поэтому нельзя ставить в вину нашим войскам, когда они резко реагировали на это. Конечно, невинным приходилось расплачиваться вместе с виновными, но вообще «бельгийские зверства» – это исключительно искусная, утонченно выдуманная и распространенная легенда. Эти зверства должны быть поставлены на счет одному бельгийскому правительству. Я выступил в поход с идеями рыцарского и гуманного ведения войны. Эта партизанская война была отвратительна всякому солдату. Я, с моим солдатским пониманием, испытывал тяжелое разочарование.
IV
Высланные вперед к Льежу бригады должны были решить трудную задачу. Это было подвигом – прорваться внутрь современной крепости через линию фортов. Войска чувствовали себя подавленными. Из разговоров с офицерами я сделал вывод, что уверенность в удачном исходе этой операции очень слаба.
В ночь с 5 на 6 августа началось наступление к Льежу через линию укреплений. Общий ход событий под Льежем описан в особой монографии генерального штаба, изданной Шталингом в Ольденбурге. Повторять его здесь не входит в мои намерения, я собираюсь описать только мои личные переживания.
Около полуночи с 5 на 6 августа генерал фон Эммих отбыл из Гервэ. Мы поехали верхом на сборный пункт 14-й пехотной бригады, а генерал-майор фон Вуссов отправился в Мишру, расположенное в двух или трех километрах от Флерона. В глубокую темную ночь на дороге, которая могла быть непосредственно обстреляна с форта, собирались войска. Образ действий не отличался военной сноровкой. Тут же находились походные кухни, с которыми еще не привыкли обращаться и которые потом так благословляли. В это скопление попало несколько выстрелов из какого-то дома, находившегося к югу от дороги. Завязались стычки, но форт молчал, и это было божественное чудо. Около часа началось наступление. Оно направлялось севернее форта Флерон, через Ретин за линию фортов и затем на прилегающие к городу высоты Шартрез. Туда мы должны были прибыть ранним утром. Остальные бригады, которым предстояло прорвать линию фортов в других местах, должны были одновременно достигнуть города.
Штаб генерала фон Эммиха находился ближе к хвосту нашей походной колонны. Неожиданно колонна остановилась на продолжительное время. Я стал вдоль нее пробираться вперед. Для остановки не было никаких оснований, наоборот, можно было только сожалеть о той оценке обстановки, которая ее вызвала. Я лично был, по существу, только бродягой на поле сражения, мне никто не был подчинен, и я должен был лишь осведомлять о событиях у Льежа мой штаб армии, который прибывал позже, а также согласовать мероприятия генерала фон Эммиха с ожидаемыми распоряжениями генерала фон Бюлова. Само собой разумеется, я двинул вперед походную колонну и сам остался в ее голове. Между тем связь с передовыми частями утратилась. Мы пришли в Ретин в полной темноте, с трудом разбирая дорогу. Связь с передовыми частями все еще не восстанавливалась. Я вышел из деревни с головой колонны по ошибочному направлению. Навстречу раздались выстрелы. Справа и слева повалились люди. Я никогда не забуду звука удара пуль в человеческие тела. Мы сделали несколько перебежек в направлении невидимого противника, огонь которого становился оживленнее. В темноте было нелегко ориентироваться. Но не могло быть никакого сомнения в том, что мы взяли неправильное направление. Приходилось возвращаться с линии огня, что было досадно. Солдаты могли подумать, что я испугался. Но другого выхода не было, на карте стояла более крупная ставка. Я пополз назад и отдал солдатам приказ отходить до опушки деревни.
В Ретине я нашел правильную дорогу. Здесь я увидал конного вестового генерала фон Вуссова с его лошадью. Он предполагал, что генерал убит. С небольшой кучкой следовавших за мною я взял правильное направление и пошел по шоссе в Ке-Дю-Буа. Вдруг передо мной блеснул огонь. Картечь просвистала вдоль дороги. Мы остались невредимы. Через несколько шагов мы наткнулись на кучу убитых и раненых немецких солдат. Это была головная застава с генералом фон Вуссовым; в нее, вероятно, попал один из предшествовавших выстрелов картечью. Я собрал постепенно подходивших солдат 4-го егерского батальона и 27-го пех. полка и решил вступить в командование бригадой. Прежде всего надлежало покончить с орудиями, которые обстреливали дорогу. Капитаны генерального штаба фон Гарбоу и Бринкман с несколькими храбрыми людьми через изгороди и дворы по обе стороны шоссе пробрались к орудиям. Сильное прикрытие сдалось. Дальнейшая дорога была свободна.
Мы продолжали наступление и вскоре достигли Ке-дю-Буа, где начался сильный бой за дома. Постепенно светало. Оба капитана генерального штаба, командир 4-го егерского батальона майор фон Маркард, командир 2-го дивизиона 4-го полевого артиллерийского полка майор де Грейф и его замечательный адъютант поручик Нейде, несколько солдат и я шагали впереди. Одна полевая гаубица, к которой впоследствии присоединилась вторая, продвигалась наравне с нами; она очищала улицы и стреляла в дома направо и налево. Таким образом мы медленно продвигались вперед. Мне часто приходилось напоминать солдатам, которые медлили продвигаться, чтобы они не оставляли меня одного идти вперед. Наконец деревня осталась позади нас. Впрочем, все население бежало. Здесь мы вели бой с регулярными бельгийскими войсками.
При выходе из деревни мы увидали в направлении Мааса колонну, шедшую в направлении на Льеж. Я надеялся, что это 27-я пехотная бригада. Но это оказались бельгийцы, которые, вместо того чтобы нас атаковать, потеряв голову, отходили за Маас. Потребовалось много времени, чтобы уяснить себе обстановку. Тем временем находившееся при мне ядро постепенно усиливалось подходившими отсталыми. Прорыв линии фортов удался. 165-й пехотный полк со своим выдающимся командиром, тогда еще полковником фон Овеном, продвигался в полном порядке. Прибыл генерал фон Эммих. Наступление на Шартрез продолжалось.
В предположении, что атаковавшей южнее 11-й пехотной бригаде также удалось пробиться, генерал фон Эммих предоставил в мое распоряжение и ее части. Дальнейшее движение обошлось без происшествий. Из долины Мааса мы начали подниматься на высоты восточного Шартреза на виду укреплений Северного фронта Льежа. Когда бригада заняла высоту, было уже около 2 часов. Орудия были наведены на город. Изредка давалось по одному выстрелу, отчасти как сигнал для других бригад, отчасти, чтобы сделать более сговорчивыми коменданта и город. Я должен был экономить боевые припасы, так как их оставалось немного. Войска были изнурены, сильно измотавшись в бою. Офицеры остались без лошадей. Походные кухни отстали. Я дал бригаде отдохнуть и покормиться, поскольку это оказалось возможным путем реквизиции в ближайших домах.