«Товарищ Керенский»: антимонархическая революция и формирование культа «вождя народа» (март – июнь 1917 года)
Шрифт:
В мае 1917 года Керенский обозначал свою тогдашнюю позицию как радикальную: «…после 1905 года, при наступившем всеобщем утомлении, я был в числе тех, кто требовал наступления на старый режим» [101] . Напоминание о том времени, когда он требовал активизации действий против режима, могло обосновать его право настаивать на том, чтобы солдаты сдерживали собственные требования: для Керенского, занявшего пост военного министра, это являлось важной задачей.
23 декабря 1905 года молодой юрист был арестован – его обвинили в подготовке вооруженного восстания и в принадлежности к организации, добивавшейся свержения существующего строя. Однако 5 апреля 1906 года он был освобожден под особый надзор полиции, с запрещением проживать в столицах. Молодой юрист вновь отправился в Ташкент, где еще служил его отец. Вскоре с помощью своих родных и влиятельных друзей семьи он добился отмены этого распоряжения и возвратился в Санкт-Петербург уже в сентябре того же года [102] .
101
Единство. 1917. 6 мая.
102
Александр
Авторы жизнеописаний революционного министра не сообщали, что избежать ссылки ему помогли связи в «бюрократической среде», – они находили иные объяснения: «Тяжелых улик, однако, не оказалось, и будущий министр юстиции России был выпущен из русской тюрьмы», – повествовал одесский биограф [103] . Не писали они в 1917 году и о возвращении Керенского в Петербург: факт смягчения наказания не способствовал укреплению революционной репутации.
Упоминание же об аресте, напротив, было крайне важно. Так, вскоре после назначения Керенского на должность военного министра главная газета этого ведомства писала: «Несколько раз еще до своей политической работы как члена Государственной думы А. Ф. Керенский был арестован старой властью за принадлежность к крайним левым течениям» [104] . В специфических условиях того времени факт пребывания в тюрьме во времена «старого режима» мог рассматриваться как источник авторитета, даже как важное квалификационное требование для занятия подобного поста. Об аресте писали и биографы министра (Кирьяков, одесский автор), а Леонидов констатировал, явно преувеличивая тюремный стаж вождя: «И если когда-нибудь отдыхал Керенский, то только… в тюрьме» [105] .
103
В-ч Е. А. Ф. Керенский народный министр. С. 5.
104
Новый военный и морской министр // Русский инвалид. 1917. 5 мая.
105
Леонидов О. Вождь свободы А. Ф. Керенский. С. 8.
Арест был важен для политической карьеры, но не меньшее значение имело и возвращение в Санкт-Петербург: в провинциальной среде жизненная траектория Керенского была бы совершенно иной. Молодой юрист, вновь оказавшись в столице, опять занялся политической деятельностью, масштабы которой некоторые биографы преувеличивали. К примеру, одесский автор так описывал его роль в организации выборов во II Государственную думу: «Для подготовки к выборам была создана в Петербурге особая организация социалистов-революционеров, душой которой стал А. Ф. Керенский. Его самого партия по тактическим соображениям не выдвигала в депутаты» [106] . Вернее было бы утверждать, что руководство эсеров не считало молодого юриста подходящим кандидатом.
106
В-ч Е. А. Ф. Керенский народный министр. С. 6.
Этот эпизод жизни Керенского вспоминал и Кирьяков, но излагал его иначе:
Это было в «Земле и воле» – петербургской интеллигентской организации по подготовке выборов во 2-ю Государственную Думу – в конце лета 1906 года.
Сразу же он привлек к себе все сердца и не раз удивлял той практической государственной сметкой, которой очень недоставало старым партийным работникам, принужденным до 1905 г. или ютиться в подполье, или проживать большую часть времени за границей [107] .
107
Кирьяков В. В. Керенский как оратор // Речи А. Ф. Керенского о революции. С. 7.
В описании Кирьякова Керенский предстает не видным деятелем социалистов-революционеров – каковым он в то время и не был, – а членом радикального непартийного объединения интеллигенции. Интересно, что молодой юрист изображается как представитель нового поколения, идущего на смену старым ветеранам освободительного движения, поколения более практичного, государственно мыслящего. Подобная прагматичность государственника, проявленная еще в молодые годы, обосновывала статус лидера в эпоху новой революции, когда от политиков, входящих во власть, требовались такие навыки и такое видение ситуации, которыми не обладали радикальные деятели предшествующего поколения. Кирьяков, принадлежавший к правому крылу социалистов-революционеров, явно противопоставлял Керенского В. М. Чернову и другим лидерам партии эсеров, занимавшим центристские позиции.
В результате ареста и последующей политической деятельности репутация Керенского в кругах радикальной интеллигенции была упрочена. В октябре 1906 года Н. Д. Соколов, социал-демократ и видный «политический адвокат», предложил Керенскому срочно выехать в Ревель, чтобы защищать
108
Abraham R. Alexander Kerensky. P. 39–40; Kerensky A. The Crucifixion of Liberty. P. 121; Idem. Russia and History’s Turning Point. P. 74–75.
Одесский биограф Керенского описывал этот поворот его карьеры так: «В эту темную и глухую ночь реакции принес гонимым братьям свою любовь и труд А. Ф. Керенский. Он оставил свою практику молодого, талантливого адвоката и всецело отдался политическим процессам. Редкий из них обходился без Керенского в качестве защитника» [109] . У читателя создавался образ популярного и высокооплачиваемого столичного юриста, который по принципиальным соображениям отказывался от выгодной карьеры, приносящей ему значительный доход. Это не соответствовало действительности, хотя на профессиональный выбор, сделанный помощником присяжного поверенного, и в самом деле влияли идейные мотивы. О тяготах Керенского писал и Тан, преувеличивая их, по-видимому: «Он получал от своего патрона 25 рублей в месяц, долгое время терпел нужду и вместе с семьею обитал на чердачном этаже» [110] . Как мы увидим далее, образ аскета, посвятившего всего себя борьбе за свободу, был весьма важен для репрезентации «вождя революции».
109
В-ч Е. А. Ф. Керенский народный министр. С. 7. См. также: Кирьяков В. В. А. Ф. Керенский // Нива. 1917. № 19. С. 289.
110
Тан. А. Ф. Керенский. Любовь русской революции. С. 2.
После процесса в Ревеле Керенский стал полноправным «политическим защитником». Этот этап его биографии считали нужным вспомнить почти все авторы его жизнеописаний: «…был известен как выдающийся защитник по политическим делам». И сам министр, обосновывая свой авторитет, вспоминал и собственное пребывание в тюрьме, и защиту обвиняемых в государственных преступлениях. Во время весьма важного выступления 26 марта перед солдатскими депутатами в Петроградском Совете, он заявил: «…мне пришлось долго находиться в застенках русского правосудия[,] и через мои руки прошли многие борцы за свободу» [111] .
111
Сын Великой Русской Революции Александр Федорович Керенский. С. 3, 9.
3. «Народный трибун»
Специализация «политического защитника» не приносила значительных гонораров, но обеспечивала известность в радикальной среде. Такая карьера требовала следования неписаному, но жесткому коду поведения, хорошо известному юристам и обвиняемым. Перед «политическими защитниками» возникало немало этических и профессиональных проблем: им следовало добиваться оправдания обвиняемого и в то же время защищать его политические взгляды. Решать одновременно эти задачи было сложно, порой невозможно. Для кадета В. А. Маклакова, одного из наиболее известных адвокатов, главным приоритетом была юридическая защита клиента: «Если он [адвокат. – Б. К.] не должен задевать и оскорблять политических взглядов своего подзащитного, если он не может, не унижая себя, лицемерно от них отмежевываться, поскольку с ними согласен, то он все-таки должен с уважением относиться к обязанности судей существующий закон соблюдать и защищать. Нельзя смешивать задачи политического деятеля и защитника», – вспоминал он [112] .
112
Маклаков В. А. Из воспоминаний. Нью-Йорк, 1954. С. 266. Й. Баберовски полагает, что все «политические адвокаты» использовали суд для политической проповеди, не исключая и Маклакова. См.: Baberowski J. Autokratie und Justiz. Zum Verh"altnis von Rechtsstaatlichkeit und R"uckst"andigkeit im ausgehenden Zarenreich 1864–1914. Frankfurt am Main, 1996. S. 577–578.
Однако многие адвокаты воспринимались обществом как политики и вели себя соответствующим образом. Роль «народного трибуна», обвиняющего режим и его «слуг», брал на себя и Керенский. Каждый процесс был для него полем новой битвы с ненавистной властью, которую олицетворяло государственное обвинение. Именно так описывал роль будущего министра Леонидов: «Меньше всего А. Ф. Керенский был профессиональным адвокатом, отдающим свое время и силы отдельным личностям, защите их эгоистических интересов и прав. Он всегда тяготел к интересам бесправных общественных классов, он всегда вел борьбу за их право на жизнь и точно старался довести их до того светлого времени, когда и они будут утверждены в полноправии» [113] . Схожим образом писал о Керенском и его одесский биограф:
113
Леонидов О. Вождь свободы А. Ф. Керенский. С. 10–11.