Товарищ маузер
Шрифт:
Иного решения он принять не смел. Он знал Атамана. Пока в корпусе будет оставаться хоть один боевик, он со своими ребятами не отступит, хоть режь его на куски. На одной чаше весов семьдесят человек, на другой – Дина. Нужно пожертвовать одним, даже если он для тебя самый дорогой на свете.
6
Фауст не знал о решении Робиса, но и сам вряд ли поступил бы иначе. Правда, когда на тюремном дворе началась стрельба, он потерял свою обычную способность к аналитическому мышлению. Что с Диной? Успеют ли ее освободить? Надо было рассчитывать, сколько секунд потребуется для вскрытия одной двери, и вычислить среднее время на всю операцию. Но как тут можно научно мыслить, когда речь идет о собственной сестренке?!
Однако чем дольше слышался треск винтовок и маузеров, тем меньше думал он о Дине. Под угрозой было все предприятие. Теперь главное – отступить в порядке, уйти с поля боя победителями. Робис отвечает за это дело не только перед Федеративным комитетом, но и перед всем народом. Победа вдохновит тысячи других, поражение, хотя бы частичное, лишит веры и смелости.
Когда ветер принес из казарм тревожный горн, Фауст стал волноваться еще сильнее. «Что там канителится Робис? – думал он, сердито дергая себя за бороду. – Это же безумие! Это самоубийство!»
Горн трубил не переставая. Одно за другим в казармах освещались окна, слышался топот шагов, обрывки приказаний, звон оружия. Фауст посмотрел на товарищей. Ничто в их облике не выдавало внутреннего беспокойства. Ребята лежали тихо, прильнув к прохладной земле. Один проверял детонатор, другой, опершись на локти, поджал под себя ноги, чтобы вложить все силы в бросок. У каждого в руке по бомбе. Сработают, как часы! В этом Фауст не сомневался.
Оставалось только ждать.
Нынешней ночью это еще труднее, чем тогда, во дворе клуба Атлетов. Но теперь он на боевом посту, и нельзя давать волю чувствам. Чтобы отогнать все нарастающее беспокойство, Фауст заставил себя повторять по рядам таблицу Менделеева. Он поминутно вслушивался в темноту, стараясь постичь, что же происходит в тюрьме. Вот револьверные выстрелы стали чаще, видимо присоединились другие боевики. Вот, отстреливаясь на бегу, из ворот уже выскакивают товарищи. Пробегают мимо и исчезают в ночи. Фауст узнал Парабеллума! Грома!… Все пробежали, а… Дины нет! Группе Фауста надо оставаться на своем месте – она прикрывает отступление. Уже слышны шаги марширующей колонны. Солдаты приближаются!…
Прибежал запыхавшийся Брачка.
– Робис приказал вам отходить, понял?! – крикнул он. И вдруг его голос дрогнул: – Атаман пропал!…
7
В мозгу Атамана все мысли уступили место одной, главной – Дина в карцере! Он не знал, что двери пришлось взламывать, что ключи не подошли… Расспрашивать товарищей не было ни времени, ни возможности. Он и не спрашивал, почему Робис не освободил Дину, и не осуждал друга. Для него было достаточно лишь двух слов: «Дина в карцере»! И он бросился через двор к корпусу одиночных камер.
Вслед ему летели пули. Ну и пусть!…
Корпус. У двери лежит часовой, в коридоре на полу валяются ключи.
Атаман схватил их и, как слепой, бросился дальше.
– Карцер! Где карцер? – кричал он.
И в коридоре гулко отдавалось эхо.
Из нескольких камер ему ответили:
– В подвале! Иди в подвал!
Снизу, ему навстречу, поднимался тяжкий, холодный воздух. В полумраке вытянулась вереница одинаковых дверей.
– Дина! – закричал он.
– Эрнест!… – еле слышно донеслось из глубины коридора.
Атаман уже там. Дрожащими пальцами вставляет ключ в скважину. Дверь отворяется – начальнику тюрьмы не пришло в голову поменять замки и в карцере.
– Эрнест! – снова прозвучало поблизости.
На этот раз Атаман уже не ошибся. В карцере еще темнее, чем в коридоре. Он не видит Дину, но каждым своим нервом ощущает ее близость.
Счастье!… Такое огромное, что Атамана вдруг охватывает слабость. Хотелось не двигаться, только чувствовать в своих объятиях Дину, оставаться здесь до скончания света. Но вот ее рука уже тянет наверх – скорее, скорее отсюда!
У выхода из корпуса Атаман снова стал действовать обдуманно. Распахнул дверь. Влился прохладный воздух. Там в темноте подкарауливает опасность. Он прислушался… Не стреляют – значит, товарищи уже ушли! Теперь он должен рассчитывать лишь на себя. Нечего и пытаться выйти через ворота – надо попробовать перемахнуть через стену. Атаман зарядил маузер… До забора сто футов. Дина бежит впереди. Атаман за ней. Вокруг топот ног, гул встревоженных голосов.
«Прежде всего охранники направятся в корпус одиночек!» – решил Атаман и бросился в сторону, увлекая за собой Дину. В темноте различает еще что-то более темное. Стена! Но беглецы замечены.
– Стой!
Атаман выстрелил первый.
– Перелезай! Быстрей! – крикнул он Дине, а сам отбежал на несколько шагов, чтобы привлечь огонь на себя. Но стена слишком высока, и Дине не под силу самой взобраться наверх. Огонь становится все плотнее. Пока что маузер Атамана еще удерживает противника, но, если помочь Дине, стрелять не удастся.
Что же делать?… Что делать?!
«Робис, если бы ты был рядом!… Вместе мы бы вырвались!»
Внезапно он почувствовал, что внимание нападающих чем-то отвлечено. Рядом уже не свистят пули. Охранники стреляют в другую сторону.
Атаман даже не пытался осмыслить происходящее. Он подсадил Дину, взобрался на стену сам и спрыгнул на землю с другой стороны. Спасены!
Человек, спасший Атамана и Дину, был Робис.
8
Вход в одиночный корпус заперт, однако двери уже сотрясаются под ударами преследователей. А у него только один патрон. Зато времени вдоволь. Теперь спешить некуда – Дина спасена.
С того момента, как боевики оказались в безопасности, Робис перестал быть командиром, выполнявшим приказ Федеративного комитета. Он мог наконец принадлежать самому себе и думать лишь об одной Дине. Именно о ней он и думал, когда, выведя боевиков, решил снова вернуться в тюрьму. О ней он думал, когда отвлек огонь на себя, помог ей с Атаманом вырваться на свободу. Затем его ранили, окружили. И вот теперь он здесь, заперся в корпусе, с последним патроном в обойме.
Он взглянул на тоненькую струйку крови, стекающую на пол, и подумал: вот так с ней вытечет и жизнь. А давно ли она, эта жизнь, началась? Давно ли застенчивый паренек помогал маленькой девочке с льняными косами донести громадину тыкву? Прошли годы, а Дина так и осталась для Робиса светлой мечтой детства. Действительность была иная – суровая и жестокая. Его доля в жизни – беспощадная борьба с оружием в руках, борьба не на жизнь, а на смерть. Иначе сегодня нельзя! Творить одно лишь добро, очевидно, будет привилегией грядущих поколений.