Товарищ мой

Долматовский Евгений Аронович

РАССКАЗ ГЕОЛОГА

Мы очутились в реденьком лесу, В тылу непрочной обороны вражьей. Я связанного «языка» несу, Товарищи идут за мною стражей. Когда мы с курса сбились в темноте, Рассеяны недолгой перестрелкой, Я карту сорьентировать хотел И вынул компас с фосфорною стрелкой Но стрелка будто бы сошла с ума: Колеблется, и мечется, и скачет. Стою, а надо мной смеется тьма. И не могу понять, что это значит. Мы выбрались... Мы фронт пересекли. Дивизию рокировали к югу. Однако не забыл я той земли, Где компасная стрелка шла по кругу. Хотелось возвратиться мне туда: Открытье тайны — утоленье жажды. ...Пошли послевоенные года. Я в институт проваливался дважды, Но вновь сдавал, испытывая власть Того, с безумной стрелкой, эпизода. В геологоразведочный попасть Мне удалось лишь с третьего захода. Мне в общежитье снился этот лес, Где в стрелку компаса вселился бес! Я выезжал на практику туда, И окупилась фронтовая верность: Ну да, конечно, в том лесу руда Почти что проступает на поверхность. Железорудный ныне там разрез, Вскрышные производятся работы, Так, значит, на железе вырос лес, Входивший в зону нашей разведроты. За «языком» тогда ходили в тыл. А компас, оказалось, верный был.

ПЕРЕКЛИЧКА

В дикой пуще, тихой чаще, Где дороги нет весною, Где готов ручей журчащий Стать Днепром или Десною, Там беседуют лесные Вековые

исполины — Белоруссия с Россией И Россия с Украиной. Через фронт мы трое суток Пробирались в чащи эти — Не могли на парашютах, Чтоб отряд не рассекретить. Не сумели мы скорее В зону мстителей добраться И доставить батареи Для уже замолкших раций. Как давно все это было — В первой половине века! В центре вражеского тыла, Где живет лесное эхо, Около штабной землянки Шалаши неровным рядом — Место временной стоянки Партизанского отряда. Это все найти могли вы В повестях и кинолентах. Есть музеи и архивы, Многое уже — в легендах. Без повтора старых песен Очень кратко я затрону Лишь один рассвет в Полесье, Время выдачи патронов. Там, где мрамор обелиска Устремлен сегодня к солнцу, Шла как раз проверка списка, Позже вкованного в бронзу. Отзовитесь, партизаны! Здесь — Богданы! Здесь — Иваны! Есть — Батыры, Есть — Баграты, Что из пекла чудом вышли, Брестской крепости солдаты И герои Перемышля. Может, мне все только снится, Я ведь шел три дня, три ночи... Слышу — выкликают Фрица, Но поверить слух не хочет: На войне вошло в привычку Именем немецким этим, Ироническою кличкой Всех врагов крестить и метить. Отвечает «Здесь!» с акцентом Немец длинный и поджарый, С партизанской алой лентой Поперек пилотки старой, А ведь я уже не верил, Что, любимый мной когда-то, Жив рабочий Красный Веддинг И кулак, до боли сжатый. Вызывается Фернандо, И выходит смуглый парень. Комментариев не надо, Так красив он, так шикарен, Но на шее не гитара — Автомат с кривой обоймой. Здесь твоя Гвадалахара, За нее готовы в бой мы. Командир окликнул: «Ярош!» — И в ответ зрачки блеснули Острой яростью мадьяра, Темно-серые, как пули. Знать, Венгерская Коммуна Не сдается и поныне, По приказу Белы Куна К нам идут ее связные. В партизанском сорок третьем На полесских тайных тропах Представителей я встретил Чуть ли не со всей Европы. Я запомнил ваши лица И насупленные брови, Интернационалисты До последней капли крови. Начинали мы эпоху В общем бое, С общей боли. Ели скользкую картоху, Прошлогоднюю, без соли; Уходили на заданье По расхристанной трясине И мечтали о свиданье В Будапеште и Берлине. ...Партизанские знамена Тихо спят в музеях местных, Но в Полесье поименно Даже детям вы известны. Там показывал мне кто-то Ваше выцветшее фото. Вы построились красиво, Подбоченились картинно, И глядят на вас Россия, Беларусь И Украина. Ярош рядышком с Иваном, Дальше Фриц, Богдан, Фернандо... По каким краям и странам Вас искать сегодня надо? Друг о друге весть все реже. Треть столетья — это много, Но законы дружбы те же, И одна у нас дорога. Навсегда и воедино Связаны мы лентой алой С Фронтом имени Сандино, С непокорной Гватемалой. Мы по выходе из леса Поднимали автоматы, Как всемирного конгресса Делегатские мандаты. Вновь сойтись бы, Спеть бы хором Песню партизан полесских... Продолжается наш форум, Мир и дружба на повестке. 1978

РАССКАЗ ЛЕТЧИКА

Как летчик, я поклонник скоростей! Люблю по небу пулей просвистеть. Медлительной езды не выношу, Но странный случай в памяти ношу И говорю: достойны похвалы Ленивые полтавские волы. Я в первой схватке был зениткой сбит. Пожалуй, «ястребок» не долетит, Хотя до фронта километров пять, А там аэродром — рукой подать. Я сбил огонь, бежавший по крылу, Но сесть пришлось во вражеском тылу. Я сел в долине между двух дубрав И вывалился, куртку разодрав. Взвожу на всякий случай пистолет, Но никого вокруг как будто пет. Зенитки где-то хлопают левей, А здесь поет и свищет соловей. И я решаю: самолет сожгу, Чтоб только не достался он врагу... А совесть возражает: пожалей Честь летчика и миллион рублей. Нет! Вот сейчас услышу лай собак — Затворы в речку, спичку в бензобак. Саднит плечо, на лбу холодный пот. А соловей поет, поет, поет. Вдруг слышу скучный мирный скрип колес: Лесной дорогой выезжает воз. Фронт и волы! Представьте вы себе! Их дядька понукает — цоб-цобе. — Где немцы? — спрашиваю у дядька, А он: — Мы их не бачили пока. Тебе, наверное, видней с небес, Куда в пределы наши враг залез. — Далеко ль едешь? — Сам не видишь? В гай... — Волов из колымаги выпрягай! Волы потянут самолет домой! — А дядька причитает: — Бог ты мой! — Мой «ястребок» поехал, как арба. Плывут четыре рога, два горба. Гей! Цоб-цобе! Под носом у врага Медлительно качаются рога. В такой упряжке бедный «ястребок» Условный фронт, хромая, пересек. История закончилась добром — Вернулся я на свой аэродром. Всего хлебнул я в летчицкой судьбе. Но надо ж вот такое. Цоб-цобе...

РАССКАЗ ИНЖЕНЕРА

В Детройте приставили мне переводчика, Хотя понимаю и сам по-английски. Умильно хвалил он кубанскую водочку, Ругаясь, из фляги потягивал виски, И все вспоминал ставропольские ерики, И вдруг замолкал, озираясь сурово. О том, как он стал гражданином Америки, Его я не спрашивал, честное слово. Зачем ворошить эти залежи душные? В расспросах и смысла теперь уже нету. Дай бог, если только одно малодушие Его занесло на иную планету. Полнейший порядок у этого мистера — Предел благоденствия — домик с бассейном. Чего я киплю, конструируя мысленно, Какою неправдой обрел он спасенье? Меня раздражает его мельтешение, Но знаю, что слушаться нервов не нужно. Мы оба при галстуках. Вот приглашение — Нас просят пожаловать в Общество дружбы. Как я говорил, переводчик не нужен мне, Я сам кое-как управляюсь с беседой. И мой прикрепленный остался за ужином В радушном кругу седовласых соседей. И слышу — к нему обращаются с тостами: «За вашу страну! За московские звезды! Так счастливы видеть советского гостя мы». Он должен в свой адрес принять эти тосты. Здесь, в Обществе дружбы, не знают, Что продана Была по дешевке душа его дважды. Пусть сам разбирается, где его родина, Пусть глотка его пересохнет от жажды. Лицо переводчика — красными пятнами. Он дорого дал бы, чтоб я не заметил. История грустная, в общем понятная В разорванном мире, в двадцатом столетье.

РАССКАЗ ПАРТИЗАНКИ

В непокорной стороне лесной, В чащах между Гомелем и Речицей, Партизанской я была связной — Зря потом писали, что разведчицей. Сами знаете, в шестнадцать лет В жизни все легко — какие тяготы? Чтоб карателям запутать след, Делай вид, что собираешь ягоды. Часто мины доверяли мне: Я ходила с ивовой корзиною, Дремлет гибель на плетеном дне, Поверху засыпана малиною. Уж не помню — в полдень, поутру ль — По опушке я прошла над бездною: Там остановил меня патруль — Угости малиною, любезная. Было трое их. Один, малой, Ягоду горстями в рот заталкивал. Вот уже остался тонкий слой Сверху мины той противотанковой, Что взорвать мне, видно, не суметь — Я делам саперным не обучена. Очень легкая была бы смерть — Лучше так, чем быть в тюрьме замученной. Я сказала — мне пора домой — И пошла, неся корзину тяжкую, В чащу, в лес тропинкою прямой, Вслед глаза — как дула под фуражкою, Запахом малины дышит зной. Губы пересохли. Сердце мечется. В партизанах я была связной, Зря потом писали, что разведчицей.

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО БЕРЕСТА

Лавров не надо — сгодится и вереск. Впрочем, и жесть неплоха на венки. Я, лейтенант по фамилии Берест, Смерти случайной своей вопреки Выйду к товарищам на перекличку, Как победитель десятка смертей. Мимо Сельмаша летит электричка... Дети на рельсах... Спасайте детей! Знает начальство ростовский мой норов. В жизни однажды штурмуют рейхстаг. Вспомнит Кантария, скажет Егоров, Кто их водил устанавливать флаг. Это вранье, что я жил непутево После войны из-за мелких обид. Не был тщеславен я, честное слово... Дети на рельсах, А гибель трубит! Лавров не надо. Пришлось мне изведать Горькие годы, тоску и позор. Но непорочное Знамя Победы Нес я тогда и несу до сих пор. Под выходной, вдоль дороги железной, Трезвый шагаю домой из гостей. Про осторожность твердить бесполезно. Дети на рельсах... Спасайте детей! Вот просигналить бы предупрежденье! В руки бы мне кумачовый лоскут! Но на принятие трезвых решений Мне никогда не хватало секунд. Может, на рельсах игравшие дети, Двое, потом, после игр и затей, Будут взбираться на крышу столетья С флагом Победы... Спасайте детей!

ПОМНЯТ ЛЮДИ

На земле многострадальной белорусской Наш разведчик в руки ворога попался. Был захвачен он, когда тропинкой узкой В партизанские районы пробирался. Был он смуглый, черноглазый, чернобровый, Он из Грузии ушел в поход суровый. Ты лазутчик? Признавайся в час последний! Отвечал он:— Из деревни я соседней. По деревне, по снегам осиротелым Повели его галдящею гурьбою. Если врешь, не миновать тебе расстрела, Если правда, то отпустим, черт с тобою! Не иначе лейтенантом был ты прежде, А теперь в крестьянской прячешься одежде. Отвечал он: — Вон вторая хата с края, Проживает там сестра моя родная. Тяжела его прощальная дорога. Конвоиры аж заходятся от злости. Смотрит женщина растерянно с порога — Незнакомца к ней ведут лихие гости. Узнаешь ли ты, кто этот черноглазый? Что ответить, коль не видела ни разу? Оттолкнула чужеземного солдата: — Ты не трогай моего родного брата! И прильнула вдруг к щеке его колючей, От мучения, от смерти заслонила. На Полесье помнят люди этот случай. В лихолетье, в сорок первом, это было. Ничего о них мне больше не известно, Но о брате и сестре сложилась песня. Может, в Грузии ту песню он услышит И письмо ей в Белоруссию напишет...

ВТОРОЙ РАССКАЗ ИНЖЕНЕРА

Память о Победе дорога! И сейчас я вижу все детали Дня, когда под городом Торгау Мы с американцами братались. Был один из них чудаковат И носил пилотку на затылке, К удивлению своих солдат, Воду Эльбы наливал в бутылки. Он мои гвардейские усы Трогал беспардонно и беспечно. Он хотел купить мои часы, Я ему их подарил, конечно. И представьте, мир настолько мал, Что недавно в городе Детройте В день приезда сразу повстречал Чудака, с кем виделся на фронте. Как друг друга распознать смогли Через годы, И какие годы! На обратной стороне земли Разные системы и народы? Тот американец! Тот солдат! Пожимавшая мне руку лапа. Ухарски заломлена назад Желтая стетсоновская шляпа. Он к себе домой повез меня: Выпьем что-нибудь за нашу встречу. Не люблю я пить в начале дня, Но во имя дружбы не перечу. — Помнишь Эльбу? Воду той реки,— Говорит он,— С наступленьем мира Я расфасовал на пузырьки, Получилось вроде сувенира. С этого мой бизнес начался. Развернул я славную торговлю. Знает магазин округа вся, Сувениры новые готовлю. Пили мы не очень крепкий грог, И молчал, деля застолье с нами, Здоровенный лоб, его сынок, Летчик, воевавший во Вьетнаме.

РАССКАЗ ВЕТЕРАНА

Спасибо вам, друзья, за приглашение. И рад бы в красногалстучном кругу Я День Победы встретить... Тем не менее Прийти на сбор, пожалуй, не смогу. С годами становлюсь сентиментальнее, Защелкиваю память на замок: Боюсь, что вдруг воспоминанья дальние Застрянут в горле, как крутой комок. Лишь к зданью школы подойду, И видится Мне Самый страшный в жизни эпизод. Мальчишка был у нас в полку. Под Витебском. Ему пошел одиннадцатый год. Усыновлен разведчиками строгими, Не сиротою он в окопе жил. Каких мы только хитростей не строили, Чтобы отправить мальчугана в тыл! Вот увезут с попутною оказией, Через леса, где рыщет враг и волк. Но завтра снова — Что за безобразие!— Является пацан в гвардейский полк. Ну ладно! Дополнительной нагрузкою, Недавний школьник, был я наделен: Уроки арифметики и русского Брал у меня в часы затишья он. Был сын полка обласкан взглядом любящим Гвардейцев старших. Он для них тогда Был мирным прошлым И счастливым будущим, Но взорвалась еще одна беда: Мы встретили атаку полуночную И на позициях нашли чуть свет Мальчишку с перебитым позвоночником, И военврач сказал: — Надежды нет! — Под нашими мучительными взглядами Шептал мальчишка из последних сил: — Все, что по арифметике мне задано, Проверьте, правильно ли я решил... Я ту тетрадку с детскими задачками Донес до самого конца войны. Страницы были кровью перепачканы. Примеры были верно решены. Она вела меня в атаки дерзкие И отплатилась дорого врагу. Шлю поздравленья слету пионерскому, Но к вам прийти, пожалуй, не смогу.

РАССКАЗ МИНЕРА

Штурмовал я города, Наши и чужие — разные. Но представь, что никогда Я победы в них не праздновал. Не успеют передать Из Москвы приказ Верховного, Я опять Иду искать, От огня не застрахованный. Извини уж за минор, Излагаю все по совести: Ошибается минер Только раз в опасном поиске. Почта, банк, вокзал, райком Подлежат проверке первыми. Изучаю каждый дом, Словно прикасаюсь нервами. Трафаретом «нету мин» Метят стены, коль прослушаны И подвал, и мезонин, И соседний блок разрушенный. ...Так работал на войне, Но боюсь, что в годы мирные На две жизни хватит мне Проверять и разминировать: Где раздольные поля И среди долины ровныя, Наша горькая земля Сплошь взрывчаткой фарширована. Мина дремлет до поры, Как вулкан с остылым кратером, Бомбу в глубине норы Задевают экскаватором. И вокруг нелегкий мир — На особые задания Выезжать пришлось в Алжир И в другие страны дальние. Много баек рассказать Постараюсь вам за ужином. Телефон... Честная мать! Вызывают в штаб опять — В сквере бомбы обнаружены.