Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!
Шрифт:
Поручик же – с явно видимым удовольствием – натянул портупею с кобурой, вполне профессионально ей перепоясавшись. Полевая сумка, ясное дело, тоже досталась новоявленному «лейтенанту Лукину». Я же нацепил на себя солдатский ремень с подсумками и флягой. Вот же блин, это что, мне теперь и трехлинейку на себе тащить? Вот не было печали… а оно мне надо?!
Уже когда совсем было собрались выступать, поручик неожиданно осведомился:
– Виталий Анатольевич, тебе сапоги как, не жмут?
– Что? – В первый момент я искренне не понял, о чем он.
– Да то, что без портянок ты и версты не пройдешь. Сапоги, да на ноги в тонких носочках – это, поверь моему опыту, совсем беда. Ступни в кровь сотрешь – и дальше как? На плечах я тебя далеко не унесу.
–
– На первое время есть, – серьезно кивнул Гурский. – Сейчас распустим пару самых застиранных гимнастерок – там ткань помягче, благо нож у нас есть, – пояснил он в ответ на мой удивленный взгляд. – Но после все одно следует найти нормальные портянки.
Хмыкнув, я лишь развел руками: крыть было нечем и незачем. Опытному фронтовику из двадцатого года всяко виднее. А вот неизрасходованную униформу вместе с нашими «попаданческими» шмотками следовало, как минимум, спрятать. А еще лучше – уничтожить. Война – войной, но и о конспирации забывать не следует. Лейблы американских производителей на джинсах в этом времени, знаете ли, вполне могут стать весьма весомым пунктом в обвинительном приговоре: ленд-лиза-то пока нет, ага!
От идеи сжечь невостребованную одежку пришлось сразу же отказаться: во-первых, на подобное потребуется время, и немалое, во-вторых, это демаскирует, в-третьих, нам для полного счастья только лесного пожара устроить не хватает. Поскольку пехотных лопаток ни у кого из погибших красноармейцев не нашлось, а прихватить из кузова полуторки замеченную там обычную штыковую лопату я не догадался, задача неожиданно оказалась достаточно нетривиальной. Выяснилось, что даже в лесу не так-то и просто спрятать пару немаленьких брезентовых баулов с формой и обувью.
Кстати, смешно, прочитав, пусть и «по диагонали», не один роман о «попаданцах», никогда не думал, что с первых же часов пребывания в прошлом возникнет столько мелких, но трудноразрешимых проблем. Ну, вот нет у тебя, допустим, банальной лопаты – и все. Как хочешь, так и выкручивайся. Или перочинный нож: вот не найдись он в лейтенантском планшете – чем портянки из старых гимнастерок нарезать? Или банку консервов вскрыть?
В конце концов, мы просто подыскали подходящий выворотень, при падении вырывший корнями приличную ямину, где и спрятали оба мешка. Причем сначала – это уж я извратился – на самое дно сбросили нашу «будущанскую» одежку и при помощи винтовочного приклада присыпали ее землей, а уж сверху расположили баулы, в свою очередь, замаскировав их дерном и прошлогодними листьями. Вышло вполне нормально: если не искать специально, точно не найдешь. А к осени все это и вовсе станет историей. Поразмыслив, я штыком вырыл под самым стволом упавшего дерева еще одну ямку, куда после определенных душевных колебаний отправил мобильник, портмоне с остатками денег и личные вещи погибшей медсестрички: носить подобное с собой было не просто глупо, а опасно.
Украшенное моей цветной фотографией водительское удостоверение я от греха подальше и вовсе сжег, что стоило парочки обожженных пальцев: горела заламинированная картонка из рук вон плохо. Хотел было еще и присыпать тайник табаком из раскрошенных папирос, но решил, что подобное будет уж вовсе перебором и паранойей. Хотя, как вещает народная мудрость, «если у вас паранойя, это еще не значит, что за вами никто не следит». А вот наручные часы, поколебавшись, решил оставить, разве что на руке не таскать. Во-первых, просто жалко: я эти «командирские» сразу после дембеля купил, в память об армии родной. А во-вторых, не столь уж и демаскируют: часики не электронные, а механические, на циферблате красная звезда и название… ладно, решено – оставляю.
Вновь встал вопрос с направлением движения: куда именно идти, мы по-прежнему не
Глава 6
И на вражьей земле мы врага разгромим…
Мудреной фразы «этого не может быть потому, что не может быть никогда» командир взвода легких танков, младший лейтенант Серега Якунов ни разу в жизни не слышал. Да и откуда, собственно, с его-то семилеткой да оконченным весной танковым училищем за плечами? Но ежели б услышал, то сейчас, пожалуй, согласился бы. Нет, о возможности скорой войны он, как и все его боевые товарищи, знал. Разумеется, будущий противник не назывался, но если не дремать с открытыми глазами, а внимательно слушать политинформацию о ситуации в мире, то кое-какие выводы сделать можно. Но происшедшего в конце июня – начале июля он попросту не ожидал. Вот и вышло, как в неведомой Сереге мудреной фразе: советские части, многократно превосходящие численностью германские войска, отступили от границы, оставляя по обочинам дорог десятки и сотни боевых машин, сожженных вражеской авиацией или попросту брошенных экипажами из-за поломок да опустевших баков, поскольку заправляться оказалось негде и нечем. Да и боекомплект пополнять тоже. Как пелось в той песне, «малой кровью, могучим ударом да на вражьей земле» [4] не вышло. Крови лилось много, могучий удар оказался немецким, а вот земля – родной, советской…
4
«И на вражьей земле мы врага разгромим, малой кровью, могучим ударом!» – строки из песни «Если завтра война» (музыка – Даниил и Дмитрий Покрасс, слова – Василий Лебедев-Кумач, 1938 год).
Впрочем, в последнем бою мамлей Якунов свой долг выполнил до конца: когда три его взводных БТ-7 столкнулись на лесной дороге с немецкой колонной из состава двадцатой танковой дивизии Гота, Серега принял единственно верное решение и вступил в бой. Сражение оказалось недолгим: спалив первым же залпом головной немецкий танк и пару бронетранспортеров, «бэтэшки» попали под ответный огонь. Маневрирование не помогло, местность оказалась пересеченной, и преимущество в скорости не спасло быстроходные танки: немцы быстро пристрелялись, и послеполуденное небо занавесилось тремя чадными дымными столбами. Его экипажу сначала везло: вражеский снаряд попал в двигатель, и, прежде чем танк превратился в огненный факел, танкисты успели выбраться. И не просто выбраться, но и снять курсовой ДТ. На этом удача закончилась. Заряжающий получил свою пулю, когда помогал вытащить пулемет, а механика-водителя убило уже возле самой опушки – стреляли немцы густо, не жалея патронов. Остальные танкисты его взвода так и остались внутри пылающих боевых машин.
Прикрываясь прибитым к земле дымным шлейфом – горела родная «бэтэшка», спасибо карбюраторному мотору, жарко да чадно, – лейтенант в одиночку преодолел неглубокий кювет, продрался сквозь покрытые дорожной пылью кусты и укрылся в лесу, «перейдя в пехоту».
Поначалу хотел было дать немцам бой, как в гимне поется, «последний и решительный», подороже разменяв собственную жизнь и жизни погибших товарищей, но, поразмыслив, понял, что ничего хорошего из этого не выйдет. Позиции нормальной нет, патронов – всего один диск, да и далековато. В лучшем случае отправит на тот свет полдесятка немцев, да и то ежели повезет, на чем все и закончится. Его просто расстреляют из установленных на броневиках пулеметов – этого добра у гадов в достатке, на некоторых вон аж по две штуки над бортами торчит.