Товарищи по оружию

Симонов Константин Михайлович

– Представитель высокого японского командования господин полковник Канэмару имеет честь приветствовать представителен высокого советского командования, – одним дыханием, правильно строя фразу, но сильно коверкая слова, выговорил молоденький подпоручик, задирая голову и поблескивая очками.

– Майор Худяков уполномочен советско-монгольским командованием на предварительное согласование места и часа переговоров, – по-японски ответил Артемьев.

– Какое место и время для переговоров

предлагает назначить советская сторона? – спросил по-японски толстый полковник.

Артемьев перевел вопрос Худякову.

– Ответьте, – быстро и тихо, в самое ухо ему, сказал Худяков, – что место мы выбираем это, а время пусть предлагают сами – мы не торопимся.

Фраза эта, точно переданная Артемьевым и по-японски прозвучавшая еще менее вежливо, задела самолюбие японского полковника, и он выдержал очень длинную паузу.

– Высокое японское командование готово вести переговоры здесь, – сказал он наконец. – Высокое японское командование готово начать переговоры сегодня в шесть часов вечера по токийскому времени. Нет ли у советского командования других предложений?

– Нет, – с удовольствием перевел Артемьев ответ Худякова, – у советско-монгольского командования нет других предложений, оно согласно удовлетворить просьбу японского командования. Кто будет возглавлять японскую делегацию? – быстро добавил он уже от себя, выполняя приказ Шмелева постараться узнать это заранее.

– Главным представителем высокого японского командования будет генерал-майор Иошида, – ответил японец. – Но высокое японское командование интересуется, в свою очередь: кто будет возглавлять советскую делегацию?

– Советско-монгольское командование, – перевел Артемьев ответ Худякова, – не уполномочивало нас сообщать об этом.

Толстый полковник, с неудовольствием сознавая, что попался на удочку, помолчал, потом повернулся и тихо сказал что-то подпоручику; что – Артемьев не расслышал.

– Высокое японское командование, – быстро и заученно сказал по-русски подпоручик, – предлагает установить на месте переговоров три палатки: одну – для советских представителен:, одну – для японских представителей и третью, главную, палатку посередине – для переговоров. Высокое японское командование берет на себя труд построить эту третью палатку.

– Хорошо, – сказал Худяков, – но не ближе, чем в трехстах метрах от позиций советско-монгольских войск.

Это соответствовало полученной им инструкции, согласно которой переговоры должны были происходить примерно посередине нейтральной зоны.

– Высокое японское командование, – опять быстро и заученно заговорил подпоручик, – через час пошлет в нейтральную зону рабочую команду солдат. Высокое японское командование надеется, что безопасность его солдат будет обеспечена.

– Нахалы все-таки, –

проворчал Худяков, когда они с Артемьевым, откозыряв японцам, двинулись в обратный путь. – Обеспечь им безопасность! Мы им эту безопасность уже две недели обеспечиваем. Ни одного выстрела не дали. А они еще вчера вечером «колбасу» над своими позициями поднимали. А у «колбасы» круговой обзор на двадцать километров. Мои артиллеристы уж смотрели-смотрели на нее, как коты на сало!

– Уж не вы ли вчера звонили, просили разрешения расстрелять «колбасу»? – спросил Артемьев.

– Я, – недовольно сказал Худяков. – И жалею, что не разрешили.

Кольцов и старшина из комендантского взвода шли позади Худякова и Артемьева и обменивались впечатлениями.

Стоя во время переговоров в двадцати шагах, они не слышали всего, что говорилось, но прекрасно почувствовали главное – что наши держались гордо, а японцам, видно, было не по себе.

– А сначала, как подошли, как зубы оскалили да сабли выхватили, я уж хотел их на мушку брать – как бы наших не порубали! – сказал старшина.

– Один фасон, и больше ничего, – пренебрежительно сказал Кольцов.

– Больно уж у ихних саблей ручки длинные, – сказал старшина.

– А это головы рубить, – уверенно объяснил Кольцов, – чтобы в две руки брать. Как только узнают, что у них какой солдат коммунист, или не хочет против нас воевать, или вообще что не так, на корточки посадят – и этими саблями голову долой. Мне один пленный, денщик, рассказывал про своего полковника.

– Как же это он тебе рассказывал? – недоверчиво спросил старшина.

– А очень просто! – не вдаваясь в объяснение, отрезал задетый недоверием Кольцов.

– Японский знаешь? – через пятьдесят шагов спросил старшина у обиженно замолчавшего Кольцова.

– Есть немножко! – весело отозвался Кольцов, который не умел обижаться надолго. – А младший лейтенант – слыхал? – так и чешет по-японски, так и бреет! – восхищенно воскликнул он. Ему все время казалось, что он где-то раньше уже встречал этого младшего лейтенанта, но он так и не мог вспомнить где.

– Значит, как саблями ни маши, а пришлось все-таки им просить у нас мировой! – пройдя еще несколько шагов, сказал Кольцов.

– Выходит, так, – согласился старшина.

– Боюсь только, что они теперь со злости еще хуже на китайцев огрызаться начнут, – озабоченно сказал Кольцов.

– Вполне возможное дело, – подтвердил старшина. – Я когда срочную служил на Амуре, они нам напоказ на той стороне, пряло на берегу, чего только над китайцами не делали. Пока в наряде отстоишь – намучаешься! Так бы приложился да влепил пулю в лоб! А нельзя – трибунал!